Александр Шелудяков - ИЗ ПЛЕМЕНИ КЕДРА

Мог ли мечтать, что именно ему, Илье, придется первому вдохнуть аромат нефти и газа от керна, поднятого из глубин юганской земли.

Брезжит рассвет.

Скоро солнце озарит край далекой тундры золотисто-палевыми всполохами. Осень. Бабье лето разукрасило таежные чистовины сверкающей паутиной, опутало кустарники белесым тенетником. Юганские старожилы считают: богородица вьет небесную пряжу – быть теплой солнечной осени.

Два дня назад приплыл к Соболиному острову на мотолодке Илья. Много новостей порассказал он старому другу.

– Говоришь, передумал на геолога учиться? – спросил Костя, когда они с Ильей после завтрака сидели на берегу и курили трубки.

– Скучно… Подолгу живут буровики на одном месте. Охотиться лучше. Идешь за зверем – кровь кипит! Свободу люблю, урман!

– Были у меня планы, Илья, до поднебесья. Все кувырком пошло. За соболями мы с тобой много не находим. А вокруг нашего озера хорошо расплодилась норка. Попробуем?..

– Можно. Хороших самцов и самок отловим и в Улангай, к Тане на ферму, – обрадовался Илья. – На паргу идет норка?

– Идет. Только нужно паргу в рассоле выдерживать.

А сейчас можно на время забыть все нынешние горести и радости и перенестись из осени в первые летние дни. Пока людская память не похоронила стареющий кусок жизни, рассказать о нем. Там, где за Андронихиным домом на сухом болоте каждую весну цвел нежным снегом багульник, выстроили громадный барак. Без этой багульниковой ложбины неуютно стало в Улангае. Привыкли жители деревни к весеннему воздуху, щедро нашпигованному одурманивающим запахом вечнозеленника.

Багульник лихим духом обволакивал душу человека и бодрил, навевал радость.

Особенная тоска по сухому болоту у Андронихи. Это была ее аптека. Лечила она отваром багульника не только жителей Улангая. Лечила от ревматизма, туберкулеза, подагры. Выкуривала Андрониха едучим дымом багульника тараканов и клопов. Теперь за целебным растением приходится ходить ей за много километров от деревни.

Постепенно свыклись улангаевцы с маленькой потерей. Но не могут еще сдружиться старожилы с новоселами. Летом особенно гневалась Югана. Ругала Якоря за то, что привел в Улангай вороватых людей.

– Уводи, Якорь, свой народ с Улангая совсем. Сожгу все тесаны ваши дома. Керосин спалю в цисернах…

Похитили у старухи с озера облас, в котором она выезжала промышлять карасей. Мало того, восемь сетей-режевок утащили с вешалов…

О воровстве в деревне раньше и не слыхивали. Черной тучей сгущалась обида у старожилов. Устроили бы они жестокий самосуд, поймай кого-нибудь с украденной сетью или встреться на реке в обласе Юганы.

Двери домов в деревне не знали замков. Не знали сторожей и замков таежные лабазы с пушниной, продуктами да кедровым орехом. А теперь вот улангаевскому кузнецу навалили заказов. Чинил он древние ржавые замки, ладил и новые. Мастерил кузнец ключи, отковывал потайные накидки-запоры. Но не держали воров замки да запоры.

У деда Чарымова из погреба утащили двухведерный лагун с настойкой, банки с вареньем. У Юганы из-под навеса пропали связки с кротовым мясом.

«Вот хвороба! Сожрут собачий корм», – дивилась эвенкийка.

А у Андронихи пропал с чердака свиной окорок.

И каждый, у кого случилась пропажа, шел к Геннадию Яковлевичу со своей обидой.

– Дочке в город коптила… – жаловалась плаксиво бабка Андрониха, хотя никакой дочки у нее сроду не бывало. – Чтоб у них глистами застряло в кишках это мясо! Чтоб их поганые рты обеззубели!.. Раз ты, начальник, понавез жулья, так и плати сам. Выворачивай свой кошель, он у тебя толстый. В Медвежий Мыс к самому главному секретарю пойду…

Отдал Геннадий Яковлевич деньги, сколько требовала Андрониха…

В мужском общежитии народ подобрался разношерстный. Восемь человек из Томска ехали по вербовке в юганский леспромхоз, но передумали и решили попытать счастья в нефтеразведке. Десять парней набрал сам Геннадий Яковлевич в Медвежьем Мысе, из местной молодежи.

Югану, как и всех жителей Улангая, волновало такое тревожное состояние в деревне. Приезжие парни с местными девчатами сдружились. Гуляют вечерами. Могут где-нибудь приютиться – в чужой бане или сеновале – про любовь поговорить… А тут спросонья хозяин схватит ружье и бахнет… Надо воров поймать. Прошлой ночью по деревне дежурил дед Чарымов. Эта ночь досталась Югане: «Новые люди часто водку хлещут. Совсем неосторожны с огнем. Заронят где-нибудь искру, пойдет пал. Пустит огонь в пепел все людское добро…» Долго думает старая эвенкийка. Сидит под сосной возле барака и говорит себе: «Надо воров выгнать из деревни, и тогда новые люди станут друзьями улангаевцев». Решила она в эту бессонную ночь сама заняться общежитием буровиков, навести порядок.