Александр Шелудяков - ИЗ ПЛЕМЕНИ КЕДРА

На все болезни имеет она лекарства: отвар чаги помогает заболевшему желудку, глубокая рана не затягивается – кедровая или еловая живица, перемешанная с медвежьим салом и толченой хвоей, – незаменимая мазь. Успокоит нервы кедровый орех. Понадобится вата – рядом белый мох. Могучий лекарь – тайга! Как не знать про это таежнику…

Илья вытопил филиновое сало, смазал ожог на спине, Кара тоже принимала участие в его лечении: там, где не мог охотник достать рукой больное место, лайка зализывала языком. Илья молча терпел боль. Каждый остяк и тунгус знает, что рана или ожог, зализанные собакой, быстрее заживают и не гноятся…

С древних времен люди Югана не пользуются тяжелыми и громоздкими вещами. Лыжи делают такие, чтобы ноги не чувствовали их тяжесть: на широкую тонкую еловую пластину, как струны, накладываются оленьи жилы и намазываются клеем из лосиного рога; затем обтягивается пластина кисами, шкурами с оленьих или лосиных ног, хорошо идет на подволоки и шкура выдры. Любит охотник тонкий нож из доброй стали с острым лезвием. А охотничью нарту под силу сдвинуть даже ребенку, конечно, негруженую. Любовь к легким и крепким вещам передалась Илье от отца и матери, от всего древнего рода.

Молодой прочный ноябрьский лед местами звенит и, гулко ухая, оседает. Вода в Оглате убыла. В маленьких ледяных пещерах под хрустальным навесом жирует норка. Зверек услышал шаги человека, поднял морду от своей добычи, прислушался. Шаги удалялись и затухали. Речной пират опять принялся за толстую щучью спину. Насытившись, рыжеватый самец передними лапками умыл мордочку и снова послушал глухие, удаляющиеся звуки. Тихо журчит родник. Река, путаясь в затопленных валежинах, недовольно булькает и ворчит.

Голоса реки… Еще не совсем уснул Оглат, но близятся дни, когда закутается он в толстый снежный покров. И замрут речные голоса под прочной ледяной крышей.

Тихо идет по льду Илья. Под унтами поскрипывает мелкий снег. Ружье на плече. Залаяла вдалеке от берега Кара. Охотник вздрогнул. Хотел снять ружье, но сквозь стиснутые зубы вырвался стон. Легкий ветер лохматил березы, слизывал узорчатый кухтач с ветвей, сшибал перемерзшие ягоды рябины и бросал их огненными бусами на снег. Илья посмотрел в сторону рябинника. Он знал, оттуда Кара взяла соболиный след. Но нет сил подняться на крутояр. Болит спина.

– Черт… – ругается Илья. – Как шомпол проглотил – ни нагнуться, ни повернуться.

Опираясь на ружье, Илья поднимается на береговой взлобок. Вот он, небольшой мыс, а на нем приютилась карамо-переночуйка.

Пять дней не выходил из зимовья Илья. Ожог за это время прикоростился. Хотя и побаливала еще спина, но знал таежник – надо торопиться промышлять соболя и белку по мелкоснежью. Оглубится снег, обезножит собака, какой тогда промысел? Стыдно будет перед людьми, если вернется он в Улангай с пустыми руками. Засмеют старухи…

В солнечный тихий день решил наконец Илья выйти на промысел. Путь его лежал через старую гарь, заросшую осинником и березняком. Не скоро молодая поросль схоронит под своими корнями обгоревшие скелеты деревьев-великанов, не скоро повалит ветер на землю обугленный сухостой.

Кара ушла вперед. Илья остановился, снял шапку, прислушался. Лай собаки казался ему то близким, то далеким, то глухим, как из подземелья.

«Видать, барсучью нору нашла», – заторопился Илья.

Когда он поднялся на холм, то сразу увидел под корнями кедра опаренный куржаком сучколом. Берлога. Кара, почуяв близость хозяина, сменила лай на рычание. Поторопился Илья: стрелял в упор – и медведь свалился в берлогу. Вытащить теперь тушу одному охотнику не под силу. Так, как это получилось у Ильи, убивают медведя только трусливые охотники. Немало теперь потребуется времени, чтобы раскидать вход в берлогу. Но делать нечего, Илья не мешкая принялся за работу.

Ему оставалось ободрать зверя, разделать тушу и залабазить мясо, Илья накинул ременную петлю на заднюю медвежью ногу, чтобы поддернуть тушу поближе к жердине-перекладине, поскользнулся на кровавой студенистой луже. Неловко упал. Боль ударила в глаза багровым листопадом. Попробовал охотник подняться, но словно ножом резануло ногу, и снова в глазах затанцевали красные листья. Илья сел, ощупал лодыжку через унты. Перевел дух.

Опасался Илья наступления оттепели. Мясо тогда может испортиться. Нужно выпустить кишки, чтобы пар из нутра вышел. Он поднялся на здоровой ноге, нащупал топор, вырубил в медвежьем боку две ребрины, вывалил на землю внутренности. Потом через силу снял нательную рубашку и повесил возле медвежьей туши – на испуг крупному зверю будет пропотевшая рубашка. Сделал он это скорее по привычке – вряд ли зимой испугается рысь запаха человеческого пота…