Александр Шелудяков - ИЗ ПЛЕМЕНИ КЕДРА

– И то правда твоя, – вздохнула Соня. – Только нет, бабуся, в деревне ровни мне, с кем хоть крадучью полюбиться.

– Ох ты, так ли? – хитро возразила Андрониха. – Есть у меня на примете, да еще какой! Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить.

– Кто примечен-то? – залюбопытствовала Соня.

– Кучум, Илюшка, – выдержав паузу, сообщила знахарка.

– Да, хороший парень, ладный, только, вот беда, старше я его… – опять вздохнула Соня.

– Полоумок ты, девка, парень еще бабьего пирога не пробовал. А крепчущий! Ты ведь тоже еще не вкусила мужиковской силушки, что там Арон твой был, так себе, морковка старая. Тебе-то лучше знать… А этот… Глядишь, помилуетесь, поузнаете друг дружку, там и поженитесь. Парень он тихий, спокойный. В руках держать его будешь вот как, – старуха сжала сухой костлявый кулачок, – а если поженитесь, дай бог, так за матерью его слепой я ухаживать буду. Много не возьму за это.

– Ох, хочется семью завести, – мечтательно говорит Соня.

– Еще не забрюхатела, а охаешь! – ворчит бабка. – Дуреха, у парня сейчас возраст… Самое время ловить. Подмани его. Будет он у тебя не на цепи, а привязанный.

– Он на меня и смотреть не станет, – придумывает отговорки Соня, а у самой сердчишко заходится в сладостной истоме.

– Вот ты и хватай, пока не поздно. Старость-то она к нам, девонька, в окна не стучит, а крадучью подъезжает.

Начатый в бане разговор продолжался в доме, за столом.

– Ладно ли себя чувствуешь, Сонюшка?

– Спасибо тебе, легче на душе стало, и поясница вроде прошла…

– Иди-ка ты сейчас домой, нарядись, как в церковь, надень исподнее белье из шелков. А я побегу к Илюшке, надоумлю его…

– Чем ты его заинтригуешь? – сомневается Соня. – Да и получится ли?

– Триньговать не буду. Скажу просто: для лодок моторы прибудут на днях в магазин. Иди, договаривайся с продавщицей. Помешкаешь, другим достанутся.

Шла Соня домой, и душа ее пела, лицо улыбалось. В жизни все просто: счастье нужно не ждать, а умело брать и поселять в своем доме. От Арона у Сони не было детей, хоть и любил он детвору не меньше жены. От Ильи она обязательно ребенка понесет. Илья полукровок, а они к детям очень присушливы. Будет любить ребенка, люба станет и она ему.

Андрониха времени не теряла. Встретила Илью на улице, ласково запела:

– Знать по очам, какая печаль. Вижу, вижу, с чего, Ильюшенька, у тебя руки отвисли, губы окисли. Весна! Щепка щепку под ручку берет. Парни вон вечерами девок тискают, а ты на луну гавкаешь от тоски. А ведь ты ей, луне-то, вовсе не нужон.

– Не пойму я тебя, бабка, с чего ты такую песню завела? – опешил Илья. Раньше вроде бы Андрониха его вовсе не замечала.

– Жалко мне тебя. Вот и завела. Подумай своей головой непутевой…

– А чего мне думать? Все передумал и наперед знаю, – возражает Илья, а бабка Андрониха сразу тактику меняет.

– Нечего гадать да рядить. Иди к Соне. Спроси у нее, когда новые моторы привезут. Вечор дед Чарымов Тукмаеву Кешке говорил об них. Смотри, не проворгань… – двусмысленно заканчивает она беседу и бежит дальше по улице.

Не Андрониха, а просто ведьма настоящая. Пустила разлад в душу Ильи.

Густо зацвела черемуха на юганских гривах. Искрится на солнце омытый росой белоснежный цвет. Дышится взахлеб, а все мало! Так и тянет сорвать веточку, поднести к лицу, почувствовать холодок лепестков на губах или уткнуться в густоцвет по плечи. Струится над землей распаренный воздух.

Петляет облас Андрея меж толстых осин, осокорей и ветел – забрало половодье левобережье. Он высмотрел последнюю сеть и направил облас к черемуховой гриве. На дне обласка садок из частой просмоленной дели. Бьются в нем крупные язи. Лежат щуки, закусив острыми зубами нити садка, хлопают жабрами. То и дело из таловых кустов вылетают утки, уносясь с надсадным всполошенным покриком.

Лена сама упросила Андрея взять ее утром с собой сети просматривать. Но когда они приехали на мотолодке к черемуховой гриве и Андрей предложил пересесть в легкий берестяной облас, Лена испугалась: уж до того была маленькая эта верткая посудина, что казалось, вот-вот затонет. Видывала она немало обласков на Оби, но те были намного больше и обортованы тесовыми набойками. А таких берестянок не встречалось ей. Озерный облас делается на одного человека, чтобы не надсаживаясь легко перетаскивать посуху, когда обрежется на Югане вода.

Сидела Лена под кустом черемухи на брошенном Андреем плаще. От плаща пахло рыбой, смолой и копченой сохатиной. Ей было радостно и казалось, что весеннее солнце в этот день особенно щедрое, а веселые птичьи голоса вразнобой поют только о счастье. И еще радостно, тревожно делалось ей оттого, что она наедине с Андреем посреди бесконечной весны. Нет, не такой уж он молчаливый и хмурый, как ей показалось вчера. А когда лодка не могла подойти к берегу, он взял ее на руки и перенес на сухой мысок. Руки его так крепко прижимали девушку, что Лена услышала тревожный бой его сердца. Так хорошо здесь, что хочется петь. Хмельная черемуховая грива растревожила ее. Ждет она, не дождется возвращения Андрея…