Жорж Перек - Исчезание

Итак, наметилась традиция давать максимальные привилегии сыну-первенцу. Следующим детям выделяли сущую безделицу. Весь капитал шел принцу, любимцу: замки, усадьбы, леса, веси, деньги и ценные бумаги, драгметаллы, бриллианты, ювелирные украшения. Преемник не утруждался никакими делами, а братьям и сестрам предписывали изнурительный труд.

Даже самый наивный читатель сумеет представить, к чему привела такая дискриминация: старшему сыну дарили всю душу, младших презирали, над младшими глумились. Так, — даже если эти репрессивные меры выдавались за правильные и нужные, дабы удержать власть Клана (власть следует крепить все время увеличивающимися капиталами, а значит, исключать их разбазаривание и утекание к чересчур дальним наследникам), — семейный узус, прибегая к инстинктивным извинительным уверткам, закладывал дискриминацию не на Sint ut sunt aut nicht sint, a на т. н. нравственных правах: детей делили на касты; дарили все первым, называя их чистыми, правильными, белыми; забирали все у следующих, уничижая их за милую душу и смешивая с грязью.

Дальше — хуже: применяя к себе декрет Клана, все с ним мирились. Ни патриции, ни плебеи даже не думали заявлять: Summum Jus, summa Injuria; каждый взирал на неделимый статус патриархальных средств как на привычный и даже всеми приемлемый регламент, не считая явным, пристрастным нарушением, ущемляющим массу ради единицы.

Дабы улучшить незавидную участь, неудачник рассчитывал лишь на случай — смерть и замену принца ближайшим из братьев.

Так, чуть ли не каждую минуту безденежные братья, нищие кузены, несытые племянники, направляли Аллаху идентичные апелляции, вымаливая гибель лидера. Аллах, искренне жалея несчастных, временами внимал и шел навстречу: в таких случаях старшие наследники падали жертвами тифа или лжекрупа. Увы! Правила пребывали нерушимыми; ареал их действия не исчезал, а лишь — в лучшем случае — уменьшался.

Разумеется, настал день, и Клан перешел на другую систему: с увеличивающейся степенью риска и все же менее изматывающую.

Скажем, старый девиз «Ты — для Всех, и Все — для Тебя», ранее украшавший герб Клана, на практике сменился изречением «Каждый — за себя» (сия схема была менее насильственна, чем думали, менее душегубна, чем пугались, и все-таки не удержалась и двенадцати месяцев), а вслед за ним был принят принцип Cenus humanum canibalum est, чьей инаугурацией стала блестящая акция, вызвавшая — не без причины — вспышку энтузиазма у всех жителей Анкары.

Некий парень лет шестнадцати имел трех младших и шестерых старших братьев: бесперспективная ситуация, заранее и навсегда лишающая беднягу пальмы первенства. И тем не менее юнец преуспел: придумал, наметил, рассчитал, раскрутил, а затем свершил целую серию из шести убийств; невзирая на различие в приемах, все преступления являли неуемную фантазию убийцы.

Сначала Максимин (так звали хитреца) взялся за Нисиаса, жертву прерывания материнства: исключительную ненависть дефектный брат с шакальими чертами лица не вызывал и представлял весьма легкую цель, так как Нисиаса все считали тупым.

Раз, ссылаясь на выдуманную причину, Максимин зашел в хижину карлика и вручил ему в виде презента книжку специалиста из Нагасаки, курс Искусства Стрельбы из Лука, с буддистскими реминисценциями. Дивленный Нисиас раскрыл книгу и, увлекшись чудесными картинками, углубился в их рассматривание: Максимин тут же вьггащил надфиль для раскалывания льда, твердый как кремень и секущий как наваха, и нанес Нисиасу удар в нижнюю часть крестца; удар был смертельным, так как разбил седалище, вызвал ущемление нерва и ганглия в паху, падение давления, удушение, а затем — уже через минуту — внутричерепные завихрения. Увезенный в лазарет Нисиас в себя так и не пришел, а через неделю умер к величайшей печали жителей, сбегавшихся к лазарету, дабы увидеть, как бедняга «завихряется» — зрелищный спектакль, не имеющий себе равных, весьма редкий в Анкаре и уступающий искусству кружения Факира, т. н. «Искусствам Дервиша», развитым лишь в Исфахане.

Акт нейтрализации Аптанта был таким же несуразным. Аптант был апатичным, бесцветным, даже мертвецки бледным, имел хрупкие суставы, хилые и кривые члены, страдал «кирпичными» разрушениями тканей; не выделялся никакими пристрастиями, не считая выпивки, причем спиртные напитки глушил литрами круглые сутки.

Максимин дал взятку курьеру, наказав привезти Аптанту канистру спирта и представить ее как груз, присланный из Фландрии, так как три месяца назад Аптант направил в Астенде телеграфный заказ на шнапс, имевший самую лучшую репутацию. Завидев привезенную канистру, Аптант тут же начал дегустацию и, не переставая славить чудесные качества напитка, упился в стельку.