Николя Барро - Улыбка женщины

— Тем не менее он очень симпатичный, — заметила Бернадетт.

— Да, это так, — кивнула я, вспоминая, как беспомощно уставился на меня мистер Миллер, когда я заговорила о «Куполь». — Хотя он и отпустил бороду.

Бернадетт рассмеялась:

— Я имела в виду этого Шабане. — Я запустила в нее подушкой, но она увернулась. — Хотя и англичанин тоже очень ничего. Кроме того, он страшно забавный.

— Что верно, то верно, — согласилась я. — Чтения получились смешными. — Я прижалась к диванной подушке. — Но у него очень странные комплименты. «У вас чудесные зубы», — сказал он мне. Как тебе это? Не глаза и даже не губы, а зубы… Впервые слышу, чтоб женщинам говорили такое.

— Может, у англичан так принято? — предположила Бернадетт. — В любом случае его поведение в отношении тебя подозрительно. Или у этого человека память как решето, или за ним наблюдает жена, что и вынуждает его крутиться.

— Но ты же слышала, что он живет один, — возразила я. — Жена его бросила, и Шабане говорил об этом.

Бернадетт посмотрела на меня широко раскрытыми глазами и наморщила лоб.

— Что-то в этом деле не стыкуется, — пожала она плечами. — Хотя вполне возможно, всему есть очень простое объяснение. — (Я вздохнула.) — Вспомни, Орели, еще раз, что он говорил тебе под конец.

— Ну, все кончилось так внезапно, — вздохнула я. — Шабане и тот тип просто схватили его и поволокли к выходу. Они прикрывали его от публики, словно какого-нибудь политика… Он что-то мямлил насчет письма, а потом сказал: «До свидания».

— М-да… — задумалась Бернадетт.

Через некоторое время я уже сидела в такси, а за окном проплывал освещенный огнями бульвар Сен-Жермен. Я еще раз открыла книгу, которую подписал мне Роберт Миллер.

«Орели Бреден от Роберта Миллера с наилучшими пожеланиями».

Я уставилась на круглые, размашистые буквы, как будто именно они заключали в себе тайну Роберта Миллера. Собственно говоря, так оно и было, только я об этом тогда не догадывалась.

Меня всегда впечатляли последние кадры черно-белого фильма «Дети райка», когда Батист догоняет и тут же теряет свою любовь Гранас в вихре уличного карнавала. В отчаянии он пытается пробраться сквозь смеющуюся, танцующую толпу. Человек, потерявшийся в море безудержного веселья, — такое не забывается.

В очередной раз я вспоминал этот фильм на ужине после чтений, который проходил в небольшом эльзасском ресторанчике неподалеку от книжного магазина.

Толстяк-хозяин разместил нас за большим столом у задней стены зала, с бодрым стуком поставив перед нами бокалы и бросив приборы. Гости пребывали в прекрасном настроении, много шутили и пили. Дантист окончательно вжился в амплуа Everybody's Darling, [32] Всеобщего любимца (англ.). а потом вино уравняло всех. И только я, подобно несчастному Батисту, был чужим на этом празднике.

— Похоже, она разозлилась, — шепнул мне Адам, когда мы покидали магазин «Козерог», волоча под руки изумленного Сэма.

Адам объяснил ему, что приставания восторженных поклонниц — обычное явление на чтениях.

— Wow! — воскликнул наш зубной врач и добавил, что ему все больше нравится быть романистом. — Может, и впрямь стоит написать книгу?

— Ради бога, не смей! — зарычал Адам.

Я не отвечал. Мне вообще все меньше хотелось говорить.

Для услужливого редактора Андре Шабане Орели Бреден потеряна навсегда. Но позора не избежал и неотразимый Роберт Миллер. Чего стоило его обаяние после позорного бегства из лавки месье Фермье? «О да, „Куполь“! Lovely place, very lovely!» Неудивительно, если она приняла его за идиота. И потом, этот комплимент насчет зубов! Оставалась слабая надежда, что Орели еще не передумала ужинать с ним в ресторане. В противном случае все шансы были потеряны.

Я молча уставился в свою тарелку. Разговоры коллег словно доносились из другого мира.

Наконец я попал в поле зрения Жана Поля Монсиньяка, который постоянно шутил с нашим автором. Шеф вдруг поднял свой бокал, чтобы со мной чокнуться.

— Что случилось, Андре? Вы все время молчите! — удивился он.

Я сослался на головную боль.

Больше всего мне хотелось немедленно уйти домой, но я не хотел упускать Роберта Миллера из-под контроля.

Адам, единственный, с кем я мог бы сейчас поговорить, сидел на другом конце стола. Он то и дело подбадривал меня взглядом, а когда через несколько часов наконец пришла пора отправляться домой, пообещал зайти ко мне завтра утром перед отъездом в Лондон.

— Только один, — попросил я его. — Нам надо поговорить с глазу на глаз.