Михаил Гиголашвили - Тайнопись

Поэтому друзья шли тихим гуськом, зная, что посты миновать никак нельзя. Впрочем, терять им было нечего, кроме вшивого стольника, который они несли Анзору, чтобы тот купил для них кодеин в таблетках.

На бирже дежурили трое парней, явно в хорошем настроении. По счастью, Кока был шапочно знаком с одним из них. Обстоятельно расцеловались. Было заметно, что стража торчит под каким-то тонким кайфом.

— Морфий? — с завистью спросил Кока, умевший безошибочно определять, кто сколько чего и когда принял.

— Чистый! Ампулы! — хриплым шепотом подтвердил биржевик, расчесывая под полосатым «батеном» волосатую грудь.

Другой страж, поочередно задирая на поручень ноги в замшевых ботинках, истово чесал щиколотки. Третий, флиртуя с официанткой, всё поправлял узел галстука, сидевшего на нем, как на корове — седло. Кока по их усиленной чесотке, опухлости и бордовости понял, что морфия уколото немало, но все-таки уточнил:

— Куба по три вмазали?

— Я — три, они — по пять.

— Откуда такое счастье?

— Конский морфин. Из Сванетии один ветеринар привез. Списанный. В огромных ампалухах, кубов по 20 каждая. Как морковка! — Биржевик показал на пальцах, какие огромные эти ампулы.

— Зачем лошадям морфий? Они и так быстро бегают, — вставил Художник для поддержки разговора.

— Вы что тут, в Сололаки, при коммунизме живете? — с открытой завистью вякнул Тугуши. — Весь народ на паршивом кокнаре сидит, а тут — чистый морфий! Как в раю!

Страж покосился на него, но промолчал.

— Взять эти ампалухи нельзя?.. — без особых надежд спросил Кока.

— Нет, всё уже разобрали, — отрезал страж. — А вы куда это собрались? — (при этом он скептически осмотрел румяного Тугуши и длинноволосого Художника, но смолчал: холодная корректность высоко ценилась в этом районе).

— Да вот товарища навестить.

— Кто это у нас болен? — хрипло поинтересовался второй биржевик, который теперь пытался карандашом чесать ноги под носками. — Что-то скорая помощь тут не проезжала.

Третий стражник болтал с официанткой через открытую витрину, но зорко поглядывал на пришельцев, руки из-за пазухи не вынимая.

Врать было бесполезно.

— К Анзору идем, — признался Кока.

Страж усмехнулся:

— От кашля взять хотите?

— Да. Говорят, Анзор берет…

— Да, говорят… — неопределенно отозвался тот и чуть отодвинулся в сторону. — Что ж, идите.

— Только смотрите, от кайфа не умрите! — непонятным тоном добавил второй, а третий спросил невзначай: — На сколько хотите взять?

— На стольник.

— Ну, ничего, не много… Идите себе. Анзор недавно здесь был, сказал, что домой пойдет, покемарить.

— Говорят, он сам очень плотно на большом заходе сидит, а? — загорелись глаза у Тугуши, но его холодно остановили:

— А тебе что за дело?

— Просто, — растерялся Тугуши.

— Просто кошки не сосутся… Мы же не спрашиваем у тебя, сколько раз твой дедушка по ночам в туалет ходит? Зачем совать нос в чужие дела? — назидательно сказали ему.

По этой прелюдии Кока понял, что надо побыстрей уходить, попрощался и заспешил вверх по улице Кирова, тихо отчитывая Тугуши за неуместные вопросы:

— Ну какое тебе дело, как кто сидит! Ты же знаешь этих сололакских, какие они щепетильные, им слова лишнего не скажи! А ты лезешь с такими вопросами! Все здесь друг другу в душу лезут! Не надо, зачем?

— А там, в твоем Париже, про душу забыли полностью? — спросил Художник.

— Да помнят, только каждый про свою личную и собственную, а не про соседскую. Ну какое твое собачье дело, сколько Анзор в день кодеина глотает?

— Просто… — промямлил Тугуши.

— Про «просто» тебе уже тоже сказали… Да в Тбилиси всегда так было — все про всех всё всегда знать должны! — добавил Кока и начал, как обычно, ворчать про варварские обычаи и глупые порядки.

В свое время отец Коки, танцор известного ансамбля песни и пляски, будучи на гастролях во Франции, женился на девушке из семьи грузин — эмигрантов первой волны, стал жить в Париже, пить, петь, танцевать и регулярно наведываться на пляс Пигаль. Скоро это жене надоело, и молодые развелись, не прожив и года. Кока родился и рос в Париже у матери, потом учился в ГПИ в Тбилиси, подолгу жил то во Франции, то в Тбилиси у бабушки, матери отца (который женился во второй раз на болгарке и уехал в Софию обучать болгар хоровому пению).

Хоть Кока и окончил строительный факультет, но во Франции его диплом не был признагг, а в Тбилиси он работать не хотел: вид деревянных счетов и допотопных рейсфедеров повергал его в уныние. Да и не было смысла: мать присылала много больше, чем он мог заработать в месяц.