Михаил Гиголашвили - Тайнопись

Крисп еще что-то говорил, собираясь уйти, но Молчун не откликался. Он вообще считал речь излишней: к чему слова, когда есть дела? Дела — видны, их можно потрогать, пощупать, понять. А слова — что? Воздух, пустота. «Если хочешь превратить болото в рай, не трать слов и сил на жаб и лягушек — сами передохнут!» — учил брат. И так Молчун будет жить. И Крисп. И Салмон, шурин. И Аарон, деверь и умник. И вся остальная родня, потому что воровские законы самые справедливые. А вот хотят другие жить по этим законам или нет — это всё равно. Их не спрашивают. Будет так, как будет, а не так, как они того захотят.

Вечерами отроги Южного Кавказа впадают в столбняк, уползают под шкуру небесного буйвола. Разом стихают леса. Плотный туман сочится из гулких расщелин, обволакивает древние валуны, по-хозяйски, не спеша, роется в ветвях. Сизые тени развешены по черным кустам. Засыпают озера. Цепенеют жуки. Замирают звери и птицы. Закрываются лепестки цветов. На ледниках гудят бураны. И несет морозной пылью, когда бог Воби начинает откусывать сугробы от своего снежного каравая.

Пленный бес просыпался на закате и слушал одни и те же скрипы деревьев, шорохи трав и трескотню льдинок. Без хозяина-шамана идти из пещеры он не мог и не смел, ибо давным-давно уловлен сетью и посажен на крюк в скальном шкафу коротать дни и ночи под надзором шамана.

Когда шаман засыпал, из его тела выходил двойник и садился стеречь беса, давить крыс и отгонять злых духов. А в плошке само по себе вспыхивало пламя и горело ночи напролет стойко, не поддаваясь сквознякам и ветрам, которые бес исподтишка испускал от досады. Под утро уходил двойник. За ним исчезало пламя. Оно самое опасное: сторожит всех, хотя никто никогда плошку не заправлял и не вставлял в неё фитилей.

Сейчас двойник насуплен и угрюм. Его голубые пустые глазницы обращены внутрь. И пламя скачет, зеленея, как больной изумруд. Бес исподволь завел один из уклончивых разговоров:

— Я на привязи, пусти идти! Наружу! Наружу-жу! Что тебе? Надо нюхать ночь!

Двойник не отвечал, что-то рассматривая перед собой. Бес подобрался вплотную к столу, заныл:

— Плохо! Душнота! Дышота!

Двойник шевельнулся:

— Ты дышишь другим воздухом! Пошел в шкаф! — приказал он, а шаман во сне перевернулся с живота на спину и проговорил что-то на странном наречии.

Двойник навострился на спящее тело (оно вздыхало, стонало, скрипело). Потом погнал беса на место.

И бес пошел, отшатываясь от полки, где дремлет запертый в ножны кинжал, насуплен гранитный шар и дрожит розовый лепесток в хрустальном яйце. Всё это было очень опасным. Ужасным был бубен в сундуке. Бубен огромен, обтянут оленьей кожей, стар и сердит. Он исходит злостью и гремит почем зря. У бубна есть костяная сестра-колотушка, при удобном случае охотно бьющая куда попало. Сделана из волчьей кости, любит кусать и толкать. Но самым страшным был идол Айнину, который пялился агатовыми глазами из скальной ниши и мог насылать искры и корчи. Его боялся сам хозяин и держал под особой тряпкой, из-под которой идол иногда тревожно гудел и стонал по ночам, отчего в пещере не бывало покоя.

Бес привык к суровости двойника. Побоями и руганью заканчивались бесконечные уговоры бежать куда-нибудь подальше:

— Брось хилое тело! Летим-свистим отсюда! Хорошо-шо вместе! — слезливым нытьем подбивал бес сторожа.

Но двойник искренне дивился на бесью тупость:

— Неужели тебе не понять, что хозяин и я — одно целое? — а когда бес принимался запугивать его местью других демонов, двойник выгибался в голубой овал от смеха и гнева: — Вы, бесы, не помогаете друг другу! Вы — враги друг друга! Вам неизвестна помощь! Молчать и спать!

Не зная, что придумать, бес предлагал своему ночному стражу глупые обмены: за свободу — трех старцев, которых он держит где-то в горах, или кусок золотого руна, якобы спрятанного в Кодорском ущелье, или говорящий камень — плод случки идолов Гаци и Гаиме. А то и просто канючил, умоляя дать покой и пощаду. Но двойник был неприступен, всегда настороже и закрывал собой щели и дыры, куда мог просочиться бес. Делать нечего, надо лезть в шкаф.

В шкафу он обиженно свернулся. Да, двойник прав: на помощь сородичей надежды мало — среди их шатии не принято помогать друг другу. Наоборот — добей того, кто слаб и глуп! Обмани простака! Сведи с ума дурака! Обдури умника! Заморочь простушку, прибей умнушку! Да мало ли чем можно позабавиться, если бы не крюк, плеть и клеть!