Юлия Латынина - Там, где меняют законы

Людская лужица уже шумела по-прежнему, гости сползались к столу, и Денис быстро заметил еще одного нужного ему человека — Попугая Кешу.

Заместитель председатель «Чернореченсксоцбанка» стоял в самой стратегически выгодной позиции — рядом с блюдом осетрины. Из стопки пластмассовых тарелок, стоявших на столе, попугай Кеша выбрал самую обширную, и щедро наложил на нее все, что послал Бог гостям банка. Теперь Кеша, повернувшись лицом к гостям и уткнув чавку в тарелку, поглощал ее содержимое со страшной скоростью.

Это был плохой знак.

Когда какой-нибудь журналист, или литератор, или тому подобный санкюлот нажирается на званом банкете, это еще простительно — в конце концов, когда санкюлоту еще обломится икорка под пятизвездочный коньячок? Когда же икорку с треском употребляет зампред крупнейшего в городе банка, само собой напрашивается подозрение: или зампред скуповат, или держит его руководство в черном теле, или, наконец, он как-то подсознательно чувствует преходящее свое положение и стремится откушать икорки впрок.

Денис подождал, пока тарелка Старикова опустела, и тронул школьного приятеля за рукав.

— У меня есть к тебе дело, — сказал Черяга.

— Ну?

— Отойдем.

Стариков еще раз совершил круг почета вокруг стола, заново наполнив тарелку, и оба школьных приятеля вышли на маленький балкон, опоясывавший внушительное обиталище Лагина. Далеко-далеко внизу лежал темный город, и на фоне серебрящейся реки вздымался обставленный лесами памятник шахтеру.

— Ну? — спросил Стариков, цепляя кокетливой вилочкой обильно нафаршированное икрой яйцо.

— Зачем ты ездил к Извольскому? — спросил Черяга.

— Что?

— Я видел твою машину сегодня на площадке перед заводом. Ты предлагал ему бумаги, которые для тебя украл мой брат?

— Ты что, пьян? — отшатнулся от Черяги Стариков.

— Слушай, Кеша, мой брат был бандит, а не банкир. Он был очень обижен на ваш банк и он был готов устроить ему любую подлянку, но только кто-нибудь из высокопоставленных людей в банке мог разъяснить ему про бумаги.

— Какая подлянка? Какие бумаги?

— Которые он передал тебе в Квадратном, ночью, через час после того как он их украл и за час до того, как его убили.

— Да у тебя в голове все схемы полетели! Какие у тебя доказательства?

— У меня нет доказательств, — сказал Черяга. — Если бы я был в Москве, я бы мог задержать тебя и обыскать твою квартиру, но я не в Москве. Но вот что характерно — вашему шефу Головатому особых доказательств не нужно. Ты знаешь, что он весь город поставил на уши, чтобы ему нашли тех, кто увел кабель? На кабель ему, конечно, плевать, но он полагает, что если в банке пропадает кабель и отключается сигнализация, и в ту же ночь из банка пропадают важные бумаги, то это совпадение не случайно. И он хочет выйти на бумаги через кабель. Как ты думаешь, сколько ты проживешь после того, как я скажу, что в записной книжке моего брата почему-то накорябан твой сотовый?

— Не может быть…

— Может. И что всего интереснее — твой телефон 5 –13–83. А у брата он почему-то записан наоборот — 3 — 83–15. Я проверил — в городе ни один телефон с «тройки» не начинается. С чего это Вадику вздумалось играть в конспирацию, а?

Стариков побледнел так, что это было заметно даже в темноте.

— Но… пролепетал он.

— По приказу Извольского убили моего брата, — сказал Черяга, — и я намерен разобраться с Извольским сам. Понял? Или ты отдаешь мне документы, или я зову Негатива.

— Да я не был в Квадратном, — сказал попугай Кеша.

— Что?!

— Вот те крест, Денис, когда я приехал в Квадратное, Вадика там уже не было! Спроси, кого хочешь, я туда уже после стрельбы приехал!

Денис открыл рот и закрыл его.

Дверь на балкон растворилась, и в ней показался достопочтенный вождь профсоюзного движения господин Владимир Луханов. Господин Луханов имел сбоку хорошенькую девицу лет шестнадцати и был видимо пьян. В силу своего общественного призвания господин Луханов не имел возможности проживать в трехэтажных особняках и напиваться каждый день до усрачки, поэтому, когда имелась возможность пожрать на халяву у сильных мира сего, господин Луханов эту возможность использовал на двести процентов с хвостиком.

— Привет прокуратуре, — сказал господин Луханов, — в-вы были у Извольского?

— Да. Господин Извольский утверждает, что мэру навешали по шее из-за рынка и прочих коммерческих дел. А еще господин Извольский недвусмысленно дал понять, что у вас есть своя выгода в забастовке. Я имею в виду организацию фонда, распоряжающегося внебюджетной помощью шахтерам.