Александр Кабаков - Старик и ангел

Кузнецов, не поняв половину в словах энергичной бабки, вяло кивнул. Тут же ведьма заорала нечеловеческим голосом: «У Стройдвора останови!» — и машина встала как вкопанная, так что пыль еще не улеглась, когда профессор и его новая дама вылезли через неудобные двери…

Водка у старухи была казенная, не самогон, отвратительного вкуса, с отчетливым запахом ацетона и странным названием «Семен Семеныч». Картошка тоже была из магазина, а не с грядки. О зеленоватой куриной ноге, сваренной почему-то без соли, и говорить было нечего — несомненно, обладатели таких ног были выращены не ближе Средних Штатов.

Такой простой обед вдвоем, в особенности три рюмки именной водки, подействовал на избалованного больничным столом и утомленного впечатлениями профессора оглушающе. Уже переодетый в бабкину «гуманитарку» — джинсовую куртку мешком и джинсы с какого-то баскетболиста, которые пришлось подвернуть почти до колен, — он повалился на отдающую затхлым кровать… И не то чтобы задремал, но несколько утратил способность ясно воспринимать действительность.

Между тем бабка, прибирая со стола, непрерывно рассказывала ему о жизни, в которую он свалился, как парашютист в коровник, — на краю сознания всплыл анекдот древних времен.

— …А три года назад у нас здесь, на Стройдворе — ну, поселок так называется, Стройдвор, — было здесь землетрясение. У нас, конечно, зона не такая, не сисмичная, но они тогда что придумали? Они построили шоссе, ты понял, Григорич? И ночью открыли по нему всю движению сразу, все эти лимузимы пошли, бэмэвэ и мирсидезы… И фуры, конечно. Ну, нас и тряхнуло. У кого дома были кирпичные, те враз рассыпались, кирпич-то новый, слабый. А у кого остались деревянные, как мой, тем ничего, только перекос дали и наличники попадали… Но много пострадало народу. Кого телевизором придавило, кого холодильником — еле вытащили спасатели. Через два дома от меня газовую трубу прорвало, ну, пожар, как положено… И, понятное дело, интернеционал пропал…

— Интернет? — переспросил полусонный Сергей Григорьевич.

— Я ж и говорю, интернеционал всюду поломался, ни письмо написать, ни известия узнать — ничего невозможно. Вот тогда и пошла к нам гуманитарка, из города, даже из-за границы — вот они молодцы, сами там с хлеба на воду живут, кругом цунамы, а нам помогли сильно. И одежа, и бумага сральная, и еда в банках… Грех жаловаться, теперь хорошо живем, никогда так не жили…

— А шоссе какое построили? Которое в трубу сгибается? — спросил Кузнецов, уже засыпая настоящим, крепким сном.

Реакция оказалась такой бурной, что он едва не свалился с пахучего ложа. Старуха что-то уронила с грохотом, подскочила к кровати, зажала Сергею Григорьевичу рот рукой в несмытом жире и зашептала еле слышно.

— Молчи! Если об этом говорить, гуманитарка кончится, — шипела бабка, — и дома наши не снесут, и новые не построят, которые обещали… Ничего ни в какую трубу не сворачивается, понял? Ты вот профессор, а глупый. Как может дорога в трубу сворачиваться? Хочешь, потом пойдем, я тебе ее покажу, дорога как дорога, только ремонт на ней все время делают…

Она оглянулась, хотя дом был пуст, только кошки и собаки бродили по кухне, то и дело пристраиваясь для своих туалетных дел то к ножке стола, то к углу стиралки.

— А теперь они водопровод перекладывают, понял? — уже почти беззвучно, тяжело дыша перевариваемой едой в ухо Кузнецова, сообщила бабка. — И как трубы-то прорвет, так и у нас цунамы будут, и гуманитарка тогда пойдет — только живи, горя не знай…

Изумленный и, как обычно, подозревающий себя в безумии профессор Кузнецов слушал-слушал, да и заснул окончательно.

Разбудила его хозяйка, осторожно дергая за ухо.

— Ты живой? — тревожно осведомилась она. — А то у нас-то ведь больницы нет, случись чего — что я с тобой делать буду?

Ничего бабке не ответив, Сергей Григорьевич потянулся с дрожью, тут же вскочил с постели, ставшей, кажется, еще более вонючей за время его сна, и прислушался по привычке к внутренним органам.

Органы, как у них стало заведено в последние сутки, были в полной боеспособности. «Чудеса, — подумал Кузнецов, — совершеннейшие чудеса, почище дороги трубочкой. Ведь мне при выписке должны инвалидность назначить как минимум третьей группы, врач говорил. А тут впору…»

И он смущенно прервал мысль, потому что, хотя в комнате никого, принадлежащего к женскому полу, кроме бабки, не было, неприличное в его возрасте желание натянуло джинсы.