Джеймс Олдридж. - Дипломат

– Нет, – сказал он. – Тут уж ничего не поделаешь. Я просто выразить вам не могу, как я жалею, что вас в это впутали. Теперь Джону не дадут покоя.

– О, об этом не беспокойтесь. Скажут, что он, по своему обыкновению, чудит. Газеты всегда ждут от него какой-нибудь выходки. Бросьте об этом думать. Джон очень обидится, если вы от нас уедете.

– Дело в том, – хмуро сказал Мак-Грегор, – что дальше будет хуже. Мне, видимо, придется вступить в открытую борьбу с Эссексом, а это может иметь серьезные последствия.

– Вот почему вы хотите видеть Кэти.

– Да.

– Это правильно, что вы идете к Кэти, – сказала Джейн. – Не знаю, что она вам скажет, но прошу вас, Айвр, будьте осторожны с ней. Она сейчас в таком состоянии, что может наделать глупостей. Когда Джон вернется, я пошлю его к вам, и он вам поможет во всем.

– Не надо, – сказал Мак-Грегор. – Он должен остаться в стороне. Непременно, Джейн. Ради меня же, уверяю вас.

– Мне кажется, вы ошибаетесь, Айвр. Джон глубоко взволнован всей этой историей, и он захочет знать, что вы решили. – Она отодвинула книгу и спокойно сложила руки на столе. – Джон видит в вас много своего. Мне думается, ему самому хотелось бы поступать так, как вы, но он считает, что для него уже поздно. Поэтому он твердо решил сделать все, чтобы дать вам возможность поступить, как должно. Он всю жизнь чувствует, что в молодости ошибся дорогой, и боится, как бы и вас не заставили совершить ту же ошибку. Он очень терзается, ведь он попал между двух огней. Каково ему работать с Гарольдом и в то же время оберегать вас, как родного сына. Я, кажется, никогда еще не видела его таким расстроенным.

– Вот потому-то мне и нужно от вас уехать.

– Нет, – сказала Джейн. – Он хочет, чтобы вы жили у нас. Может быть, ему кажется, что и он вместе с вами принимает решение. Так что не думайте, что вы повредите ему, если останетесь.

– Нет, нет, это невозможно, – сказал Мак-Грегор. – Я не позволю ему защищать меня во вред себе. Мои неприятности не должны коснуться его. Ни в коем случае! Я все брошу, если он будет лезть в петлю.

Джейн Асквит медленно качнула головой. – Ну, смотрите, – сказала она.

– Так где живет Кэтрин? – торопливо спросил Мак-Грегор, чтобы кончить этот разговор.

– Знаете большой особняк в георгианском стиле на углу Белгрэв- и Уильям-сквер? – Джейн Асквит проводила Мак-Грегора до входной двери. – Но вы все-таки останетесь у нас хоть на несколько дней, Айвр?

– Не могу, – ответил он, – но я еще зайду сегодня.

Он вышел без пальто и пошел по сумеречному Лондону под моросящим дождем; миновал Кадоган-гарденс, Чешэм-плейс и вышел к большому дому, занимавшему весь угол Белгрэв-сквер. Вокруг дома шла чугунная ограда; подъезд за высокими воротами был широкий, нарядный, с колоннами, но дом казался угрюмым, холодным и нежилым. Мак-Грегор толкнул мокрую решетку ворот и, чувствуя гнетущее уныние, подошел к двери, дернул за колокольчик и стал ждать. Он решил, что, если Кэтрин не окажется дома, он больше сюда не придет.

На звонок вышла седая женщина с моложавым лицом; включив свет в передней, она широко распахнула дверь. Мак-Грегор сначала не понял, кто она – член семьи или служанка. Потом он сообразил, что в таком доме дверь отворяет только прислуга и что, вероятно, эта женщина – экономка графа. Под ее взглядом Мак-Грегору стало стыдно за свою мокрую и забрызганную грязью одежду, но он решительно вытер ноги о коврик, вошел в переднюю и спросил, дома ли Кэтрин.

– Точно не знаю, – ответила экономка. – Она ожидает вас?

– Нет.

– Нет? А как доложить?

– Скажите, что пришел Мак-Грегор.

Экономка кивнула и попросила его подождать, указав на обитый шелком диванчик, стоявший посреди большого круглого холла. Она ушла, а Мак-Грегор стал осматриваться по сторонам. Холл был совершенно круглый, с высокими мраморными стенами; белые мраморные колонны поддерживали стеклянный купол. В этот белый цилиндр врезалась красиво изогнутая внутренняя лестница черного мрамора.

Вверху она заканчивалась обитой красным бархатом балюстрадой. В холл выходило несколько дверей. По стенам висели большие картины, а в тени, под лестницей – словно ее задвинули туда и забыли – стояла статуя в человеческий рост, изображающая древнегреческого атлета. Все это освещалось мягким светом хрустальной люстры, и Мак-Грегор даже почувствовал себя польщенным, что такая большая люстра горит в этом доме-музее единственно ради него.

Паркетный пол, мраморные стены, чистота и порядок, царившие здесь, напомнили ему Кремль. Он сперва сел на диванчик, но, как только экономка ушла, встал, одернул на себе пиджак, поправил галстук, вытащил клапаны карманов и вытер мокрое от дождя лицо, потом он осмотрел картины, вазы на пьедесталах и, наконец, подошел к статуе. Он погрузился в созерцание атлета, пытаясь определить, кто он – бегун, скороход или дискобол, как вдруг услышал голос Кэтрин.