Джеймс Олдридж. - Дипломат

– А ведь, говорят, это превосходная организация.

– Не спорю, – сказал Мак-Грегор. – Работать у них хорошо. Они предоставляют большие возможности для научной работы. Но только если б это было не в Иране.

– Значит, вам не хочется возвращаться?

– Очень не хочется. Но больше мне негде по-настоящему заниматься моей работой. Придется опять проситься туда. Не знаю только, захотят ли меня взять теперь.

– Мне кажется, вы о себе слишком скромного мнения, мистер Мак-Грегор.

– Благодарю вас.

– Нет, я серьезно.

– Вы меня решительно хотите вытеснить с дипломатического поприща, миссис Асквит!

Но она не приняла его шутливого тона.

– Нет, нет. Вовсе нет, – сказала она. – На дипломатическом поприще можно сделать очень многое, мистер Мак-Грегор. Ох, надоело мне это официальное обращение, – перебила она себя. – Как вас зовет Кэти?

– По-разному, в зависимости от того, насколько сильно она желает меня оскорбить. А вообще мое имя Айвр.

– Это, вероятно, традиционное имя у вас в семье. Но вы как будто сердитесь на Кэтрин?

Мак-Грегор пожал плечами.

– Нет, уж вы с ней не ссорьтесь. Она к вам очень хорошо относится.

Мак-Грегор промолчал.

– Я Кэти знаю много лет, я знаю ее очень хорошо. – Джейн Асквит старалась мягко преодолеть молчаливый протест Мак-Грегора. – Она совсем не такая бессердечная, как кажется. Она никогда сознательно не сделает человеку больно, а если так получается, то помимо ее воли.

– В этом я позволю себе усомниться.

– И напрасно. Кэти иногда делает ужасные вещи, но потом всегда раскаивается. Причиняя боль другим, она и сама страдает.

– Мне кажется, ее вообще ничто пронять не может, – сказал Мак-Грегор.

Джейн Асквит не сдавалась. – Она очень своеобразная девушка, Айвр, и сейчас в ней происходит большая перемена. Пожалуйста, я вас очень прошу, не сердитесь на нее. Она к вам прекрасно относится. Потому что вы человек разумный, и очень правдивый, и честный. Она всех здесь считает насквозь фальшивыми, ей с ними тяжело, вот откуда у нее этот циничный тон иногда. Сумейте понять ее.

– Я ее понимаю совсем иначе, – возразил он.

Она улыбнулась. – Я знаю, что Кэти может быть иногда непростительно жестокой, но, уверяю вас, это не ее вина. Она выросла в довольно сложной обстановке; семья ее, хотя и аристократическая, но очень неладная и несчастливая. Сколько я ее помню, еще со школьных лет, она всегда стремилась уйти из дому. Было бы вполне естественно, если б она подчинилась влиянию семьи и сделалась капризной светской девицей из фешенебельного клуба, но ее всегда тянуло уйти от этого. Вот почему в ней столько противоречивого. Она подчас сама себя не понимает.

– Неужели я несправедлив к ней? – Мак-Грегор сам удивился, что может сохранять такое спокойствие, даже при разговоре о Кэтрин.

– Да, несправедливы. Она, правда, очень своевольна и может быть даже злой, но только не с вами. Поверьте мне, я знаю, что говорю. – Она энергично тряхнула головой.

– Вы прямо в бой готовы за нее, – сказал Мак-Грегор.

– Не только за нее. За вас обоих.

– Кэтрин вам что-нибудь говорила?

Джейн Асквит замялась. – С Кэтрин вообще не легко вести такие разговоры.

Этот ответ нельзя было назвать вразумительным, но Мак-Грегор не стал уточнять.

– С ней очень многое нелегко, – сказал он почти беззлобно. – Она считает меня разумным и честным, но именно за это зовет меня дураком, да я и сам себя начинаю чувствовать дураком по ее милости.

– Ну вот, опять вы сердитесь.

– Нет, – сказал он тихо и печально. – Просто наши хорошие отношения нарушены. Может быть, я свалял дурака, а может быть, она нарочно посмеялась надо мной. Я уже теперь и сам не знаю, кого тут винить. – Глаза у него были совсем больные.

– Все-таки примите хинину, – сказала Джейн Асквит и встала. – А на Кэтрин не сердитесь и забудьте все, что бы она ни сделала. Вы по природе застенчивы, а она, вероятно, обошлась с вами очень резко, но вы оба слишком умны, чтобы ссориться, точно маленькие дети. – Джейн Асквит нашла стакан, всыпала в него пол-ложечки хинину и налила воды. – Ну, вот вам, – сказала она. – Выпейте и ложитесь в постель. И помните, что Кэти сама себя очень ругает.

– Не думаю, – сказал он и выпил лекарство.

Джейн Асквит сочувственно морщилась, глядя на него, а когда он поставил стакан и гримаса отвращения перекосила его худое лицо, она поспешно вытащила из сумочки шоколадку. – Я до сих пор никак не привыкну к вкусу хины, – сказала Джейн. – Но мне она всегда напоминает Индию, где я выросла, даже запах ее, не только вкус.