Олег Ермаков - Иван-чай-сутра

Алекс с интересом наблюдал за нею.

— Хм, обычное полузасохшее деревце, — пробормотала Маня.

Солнце прорвалось сквозь облака и кроны ольхи и сияющим столбом обрушилось в зеленый влажный сумрак чащи, блеснуло стекло, металлическая дужка, капли родниковой воды на черных усах, в густой бороде, Алекс отклонил голову.

— Камни-то разноцветные! — воскликнула Маня.

— Ага.

— Улетное местечко.

— Я бы сказал: сквозняк.

Маня посмотрела на него.

— Да, круто. Прямо-таки чаша Грааля! Надо предложить пиплу провести здесь Радугу.

— Съезд хиппи? — переспросил Алекс, хмурясь.

— Можно и так сказать.

— Я думаю, что не стоит, — сказал Алекс.

— Это почему же?

— Любое сборище — это же циклон.

— Да? А однажды на Гридхракуте, горе Коршуна, было двенадцать тысяч архатов, — тоже, типа, собрание.

Алекс усмехнулся и ответил, что против архатов, как таковых, он ничего не имеет. Но собрание современников он бы назначил где-либо в пустыни. Хотя и пустыню жалко.

— Ты думаешь, современных архатов не бывает? — спросила Маня.

— Двенадцать тысяч? В одном месте?.. Целая дивизия, — сказал Алекс, закручивая крышку на фляге и беря у Мани ее бутыли и окуная их в прозрачный поток. — С ними можно было бы держать оборону. Хотя — это же архаты? Непротивленцы и все такое…

— Зачем тебе дивизия? Охранять эти пустыри?

— Внушительная массовка.

— Для рок-оперы?

Алекс поправил очки.

— По крайней мере, это звучит: дивизия архатов, — сказал Алекс. — Кстати, что они там делали? — спросил Алекс, ставя в жирную грязь полную запотевшую бутылку.

— Слушали сутру о Цветке Лотоса.

Алекс наполнил водой вторую бутылку и два котелка. Котелки он отдал девушке, а сам понес обе тугие холодные бутыли и канистру с запотевшими боками. Они поднялись по черному пахучему склону в палой листве и торчащих кореньях. Над полем плыла хищно-зоркая светлая птица с серповидными крыльями в черных отметинах.

— Лунь, — сказал Алекс.

— Китаец?

— Летающее китайское имя… Иногда кажется, что все происходит в какой-то речи. Есть лишь имена: птицы, деревья, дождь, в том числе и мы.

— Ну… странно, — грубовато сказала Маня, озирая травы и невысокие деревца.

— Это, наверное, рудимент, аппендикс романтического двоемирия.

— Гм. — Маня взглянула на него. — Послушай… — Она замялась. — Ты не куришь? Иногда?.. Ну, в смысле, не стучишься в двери травы ?

Алекс взглянул на нее.

— А-а… В армии на Урале пару раз пробовал, если ты это имеешь в виду. Ничего не понял. Только лишняя тяжесть.

— Значит, плохой был продукт, — заключила Маня. Она снова посмотрела сбоку на Алекса и вдруг выпалила, что у нее есть хороший.

Алекс покосился на нее.

— Здесь, в походе?

Она кивнула и добавила:

— С собой. И я хочу раскурить его. — Она вопросительно смотрела на смуглолицего спутника.

— Это так необходимо?

Она быстро кивнула.

— Да. Другой мазы просто не предвидится. Где тут можно тормознуться? — Она озабоченно оглянулась.

— Недалеко уже до леса…

— Нет, здесь лучше, ветерок сносит комаров. Можно пойти вон туда.

Они прошли сквозь травы к лесистому мыску, вдававшемуся в заросшее поле. Здесь росли невысокий дуб, береза и дикая груша. Маня сорвала зеленую грушу в крапинках, попробовала и тут же выплюнула, скривив лицо. Алекс поставил канистру и бутылки в траву, обернулся и посмотрел на удалявшегося в знойном мареве Луня. Маня уселась на кочку, достала ярко-красный пластмассовый цилиндр от какого-то косметического средства, разъединила его и вынула сигарету.

— Уже заряжена.

Она вынула спичечный коробок, сунула сигарету в губы. Спичка звучно треснула, девушка затянулась с воздухом, пустила сладковатый пряный дымок. Алекс поглядывал на нее исподлобья.

— Будешь?

Он отрицательно покачал головой.

Она хмыкнула и снова затянулась особенным образом — ловя приоткрытым уголком рта воздух. Лунь заложил круг над полем и неторопливо приближался.

— Так о чем была сутра для дивизии архатов? — спросил Алекс, наблюдая за птицей.

Девушка молчала, пока не выкурила всю сигарету. Лунь, не долетая до их мыса, свернул и проплыл мимо, высматривая что-то в травах.

Алекс обернулся. Девушка смотрела на него снизу. На ее щекастом лице влажно синели глаза. Она тихо улыбалась.

— О росистой земле, — негромко сказала она, поправляя рыжую прядь, — перед домом, охваченным пламенем. — Ее голос звучал мягко. — Я уже говорила… Не только, конечно. Но достаточно и этого. Ведь тот, кто проповедует хотя бы одно слово этой сутры, выполняет великий обет. И тот, кто слушает тоже! — Она засмеялась.