Константин Кропоткин - …и просто богиня

Такую написал бы историю.

Одна моя знакомая, она — лысая, потеряла брата. Его, недавно разведенного, нашли на полу собственной квартиры с пластиковым пакетом на голове. Задохнулся. Квалифицировали, как самоубийство, но не исключено, что и трагическая неосторожность. Он умер без штанов. Вполне возможно, пытался обострить ощущения от оргазма кратковременной асфиксией. Есть, говорят, и такой способ очутиться на седьмом небе.

Номер седьмой не вышел, получился смертельный. К брату моя знакомая не ходила, вещи из съемной квартиры ее муж вывозил. «Ненавижу твоего бога», — такую надпись он прочел в спальне.

— Нацарапали прямо на обоях, — с явным огорчением шепнул мне он.

Моя знакомая, как я уже отметил, лысая. Совсем. Прежде у нее были пышные ржаные волосы до плеч, но случилась какая-то сложная болезнь, волосы выпали целиком, включая брови и ресницы. Из улыбчивой красотки получилась барышня из научно-фантастического фильма. О ней, прежней, я могу судить только по фотографиям. Даже моей приметливости на лица не хватило, чтобы узнать, что за девица стоит на фото и, подняв руку, будто только что откинув тугую светлую прядь, хохочет во весь белозубый рот.

— Это ты?

— Это я.

Я познакомился с ней, когда голова ее напоминала бильярдный шар, когда она жила с тремя кастрированными котами в доме, окруженном садом, когда в качестве медсестры опекала смертельно больных, а я по журналистской надобности собирал материал о хосписах. Ничего принципиального она мне в интервью не сказала — мямлила что-то невнятное о работе, которая отдельно от дома — но удивить тогда все-таки смогла: лысая молодая женщина не прятала своей безволосой маковки ни под париками, ни под шапочками, но и не делала из этого шоу. Она производила — тогда — впечатление человека, который и в новых обстоятельствах сумел зажить с душевным комфортом. У нее, правда, была одна не очень приятная привычка: она повторяла за собеседником концы фраз и делала это с улыбкой, что, учитывая нулевое количество косметики на лице, напоминало о язвительной усмешке.

Моя лысая знакомая рассказывала о правах, которые получила буквально играючи. Прежде она много играла в компьютерное автовождение — у нее даже руль для это есть. Она рассказывала о своем саде, требующем постоянного ухода. О кошках, конечно, тоже. Они у нее в доме повсюду — не живые, так деревянные, картонные, фаянсовые; рисованные и нет.

— Красивые картинки, — сказал я однажды, когда, уходя от нее, увидел в прихожей три открытки в общей раме — это был Лондон, Париж и что-то южное, вроде Рио-де-Жанейро. Открытки были сделаны явно недавно, но так умело состарены, что казалось, будто смотришь на них из будущего.

— …картинки, — усмехнулась она и толкнула раму своим коротким белым пальцем. — Пятно на стене спрятала.

Рама качнулась; я ушел, запомнив зачем-то это замечание, в котором мне послышалась самоирония.

В последний раз она учила меня играть в настольный теннис у себя в саду. Это было летом. Ее муж жарил сосиски на гриле в углу сада, а мы метались по обе стороны облезлого теннисного стола. Она показывала, как держать ракетку, чтобы нужным образом отбить мяч, но у меня ничего не получалось. Я смущался, и от того делал еще больше ошибок.

— Бесполезно, — сказал я в итоге, а эхом мне стал ее искривившийся рот, бледный, как мне теперь вспоминается.

Мы стали есть сосиски, разговаривать. Ее муж говорил много, но я толком не могу вспомнить ни одной его реплики — главным образом о машинах, в которых я совсем не разбираюсь. В придачу к своему джипу он купил кабриолет. Дантисты могут позволить себе и дом с садом, и жену, работающую на полставки, и кучу кошек, и кучу машин, — наверняка так думал я, поддакивая мужчине, который тоже был лыс, но естественным образом: темная шерсть кудрявилась на висках, а кожа его была загорелой. Он выглядел негативом своей жены, которую, наверное, любил — не бросил же он ее, лысую, ради какой-то другой. А может, он просто был порядочным человеком. А может, он знал ее душу, о которой я мог только догадываться, но так и не догадался.

— Я почему бы тебе не пойти к психотерапевту? — спросил я лысую знакомую на каком-то витке нашего садового разговора.

— Я знаю, что он мне скажет, — она ответила так, будто ждала этого предложения и уже хорошенько его обдумала.

— Ну, и что?! Он же не говорить будет, а тебя слушать.

— Слушать, — повторила она по обыкновению.

— Поговорила бы, покричала, поплакала. Я бы пошел.