Константин Кропоткин - …и просто богиня

— Знаю, — говорю я. — Он по другим законам живет. Он не плывет, а ходит по земле. А ты плывешь. Ты хочешь, чтобы вас вместе несло, а он идет, он рядом, по берегу. Мне знакомо такое состояние. Вы рядом, а не вместе.

Ева с удивлением смотрит на меня, словно только сейчас разглядев во мне способность к каким-то чувствам. Влюбленные — особенно несчастливо влюбленные — эгоистичны. Они холодны, в некотором смысле.

Снегурочки.

— Когда-нибудь я его возненавижу, — ровным голосом повторяет Ева.

— Наверное, — мне нечего добавить.

Мы рассчитываемся и выходим на свет.

Про нее — скорее, мнимую, — я бы, наверное, написал такую историю.

«Рита (да, все та же „Рита“) не увидела Ревекку, хотя стояла в двух всего от нее шагах. Рита пила свою странную смесь — „шампанское на клубнике“ — а взбудоражена, почти оглушена была, конечно, не от близости незнакомой женщины (унылой на вид, как предъявили потом фотографии) и не от щекочущего ноздри сладковатого напитка.

Рита была влюблена, а прочее никакой роли не играло.

Их знакомству с Олегом был всего день. Точнее — сутки. Только вчера вечером пришла Рита в ресторан, одна, заказала себе полное меню (и выбирать не пришлось — прошлась только пальчиком по советам шеф-повара, витиевато прописанным на шершавой желтовато-бежевой бумаге), с аппетитом поела, поглядывая на всех сразу и никого совершенно не выделяя, а когда подошло время кофе (она заказала двойной эспрессо без сахара, черный, обжигающий — и специально попросила, чтоб, заварив, несли немедленно) выпила эту крошечную темную лужицу из толстокожей маленькой чашки и увидела, наконец, за другим столом Олега. Она назвала себя, предложила, чтобы он пересел к ней, потому что „одинокой неприлично“, а у него — незнакомого — „приличный вид“. Все сложилось один к одному — бывает так, когда события складываются естественно и верно, будто меч вошел в ножны. Он и вошел — было хорошо той ночью, все получилось, как она и думала; вернее, она и не думала ничего, а каким-то чутьем заранее поняла, что сложится и вложится — потому что пришло время. Дождавшись, когда Олег заснет, Рита вызвала такси, спустилась вниз с его последнего этажа, уехала домой, к Сергею, который еще сидел перед компьютером и лицо его озарялось резким светом (работал? играл? возбуждался на порнуху?). Она легла спать, а следующим непоздним вечером пришла на праздник в городском парке, куда позвал ее новый любовник.

Рита была уже влюблена. Так быстро все бывает в жизни.

Она там тоже была. Его бывшая. „Ревекка“.

Рита не знала еще о ее существовании, да и на летний концерт пришла не для того, чтобы глазеть по сторонам — ничего не помнила Рита. Вспоминая, она чувствовала только шипучее изумление: надо же, влюбилась.

Как показали потом фотографии, Ревекку было легко не заметить. Небольшое тело на полпути от груши к яблоку; длинный нос с особым завитком на конце, придающим лицу выражение отчетливо овечье; пушистые темные волосы. На ее месте Рита обрезала бы волосы в каре, открыла бы шею, наверняка трогательную, как всегда бывает у маленьких женщин; поменьше увлекалась бы рюшами и оттенками лилового; она избрала бы простую, но ясную асимметрию — достаточно всего-лишь сбить фокус, чтобы из невыигрышной милой овцы сотворить статуэтку, будто высеченную небанальным автором. И волосы, пожалуй, чуть-чуть бы осветлила. У Ревекки были черные блестящие глаза — и следовало бы не стирать, а выделять эту плотную, насыщенную густоту.

У Ревекки было обиженное выражение лица и близкопосаженные глаза из блестящей непрозрачной эмали.

Как же жалела Рита, что не заметила Ревекку в толпе. Ничто и ничто, никак, никоим образом не сказало ей, что сошлись они — две — в первый и единственный раз, и было это у края моста: Ревекка покидала его, сходила, к земле, а Рита тянулась в противоположном направлении, она готовилась ступить на узкую шаткую поверхность над водой внизу, мутной и длинной. Они разошлись, даже не соприкоснувшись плечами. Хотя, может быть, Ревекка прочла что-то в лице Олега, что-то, что могло бы сообщить ей, что прищуренная худая баба в искристо-синем, к которой отошел от нее Олег, которую осторожно взял под руку — она не просто очередная блядь, забравшаяся к нему в постель. Ревекка прожила с Олегом десять лет и должна была уметь читать по нему больше, чем Рита, которая к полутонам и умолчаниям приспособлена еще не была.

Рита видела тогда только свое чувство и детали не могли играть важной роли. Она была смертельно влюблена. Ой, мамочки.