Алексей Беляков - Пепел и песок

Почему вода? Или водка? Кто здесь? Я не звал собутыльников.

— Все, не волнуйтесь, он со мной! — Карамзин улыбается, в его потертых руках граненый стакан.

Официант салфеткой нежно вытирает мои мокрые щеки.

— Вы простите, вам стало нехорошо, и ваш друг решил вас водой облить.

— Да, решил! — Карамзин смеется. — Хотя лучше б засыпать песком. Это наше старинное средство. Таганрогский рецепт.

Официант сминает утомленные салфетки и печально уходит.

— Так вот, бычок, я продолжу, — Карамзин двумя пальцами добывает из вселенной борща маленькую планету — круглый черный перец — и кладет себе в рот. — Если ты мой подарок возьмешь…

— Уймись, Карамзин. Я уехал. За борщ заплачу.

— Так нельзя уходить. Я создал твой мир. Ты не можешь предать.

— Все, прощай. Я всех похоронил.

Я встаю, опираясь на липкую древесину. Почему он действительно не сдох? Или почему я не ударился головой сильнее под небом Таганрога? Тогда бы не было ничего: ни зеленой зубной щетки, ни безглазой Хташи, ни брошки Ами, ни бороды Федора Кузьмича, ничего. Счастье — это когда себя убивают.

Карамзин смеется, как в школьном дворе, над тазом, измученным пеплом:

— Но запомни — создал я и нечто иное. Если ты против рая, могу ад предложить. Есть у меня и другая программа. Я назвал ее «Энде». Конец. Она разрушает. Если «Энде» проникнет в компьютер — то смерть.

— Отстань, Карамзин. Конец истории.

— Начало мне нравится, — говорит Йорген, поднимая темные очки над бровями и рассматривая меня. — Киллер и влюбленная в него дурочка. Нормально, ну?

Мы сидим с ним в том же прибрежном кафе, где за день до этого мою каннскую гордость навсегда изувечила Ярославна. Йорген прибыл сюда на яхте друга с запасом русского кислорода для долгих, задумчивых погружений. Я встретил его случайно. После никчемного сценария о Бенкендорфе Йорген ко мне потерял интерес, мало ли в его Бразилии Марков? И не сосчитать!

— И что там дальше с ними? — Йорген опускает очки на пухлый нос.

— Я могу прямо сегодня написать вам заявку.

— Давай на «ты», ну? Заявку сделай на страничку, не больше. Люди не любят много читать. Изложи внятно цели, мотивы. Прежде всего — цели. Что хочет киллер, что хочет девушка. Предложу МРТВ, Вазген там как раз собирается сериальное производство запускать на полную мощность. Если заинтересуются — напишешь синопсис.

— А что это?

Случайным носовым платком я стираю пыль с мертвого ноутбука. Со скрежетом открываю крышку и вожу рукой над его поверхностью в надежде найти кнопку, которая гальванизирует покойника. Где она? Кажется, эта. Нет, это просто буква «А». Вот эта кнопка? Да, покойник моргнул, зашипел.

По монитору скользит издевательский титр: Марк, он же Саша, он же беглый таганрожец надеется написать о Федоре Кузьмиче.

С чего начнется сценарий о старце? С въезда Александра в Таганрог? Бодро, но без предыстории. Почему Таганрог, а не Ялта, не Канны? Или раньше, когда стоял на молебне в слезах, перед тем как покинуть Петербург? Томительно, скучно. Или с наводнения предыдущей осенью, которое так напугало императора, показалось его мнительному величеству пророчеством грядущей бури? Эффектно, но где Нева — и где Таганрог? Хронометраж не больше двух с половиной часов. Ради двухминутной сцены вряд ли стоит стараться.

А если с ареста бродяги Федора Кузьмича, высокого голубоглазого старика? Кто такой, почему без документов? А потом уже возвращаемся в 1825 год, к свечам, которые внезапно потухли в кабинете Александра, и камердинер Егорыч сказал, что это к покойнику. Царь вздрогнул. Нет, вяло.

Пусть будет темное ноябрьское утро. Царь выходит в халате из спальни. Садится перед круглым зеркалом, на столе стоит вазочка с пеной, рядом — бритва с перламутровой ручкой. Александр начинает бриться, легкий порез — рушится на пол, обморок. Егорыч зовет на помощь, пытается поднять тяжелое императорское тело.

Рука тянется к песку. Но его нет. Ваза пуста.

Входит бесшумная Роза:

— Я почистила вазу. Когда тебя не было, влетел дурной голубь и нагадил туда.

— Зачем?

— Откуда ж мне знать? Что я, у птицы спрашивать буду?

— Зачем ты песок выбросила? Зачем?

— Я тебе со двора принесу, сколько хочешь!

— Роза… Я теперь ничего не смогу написать. Роза!

— Что у тебя глаза такие безумные? Где девочка твоя? Поссорились, что ли?

— Заткнись!

— Злой… Опять злой. Вся ваша семейка такая, хоть вы не живете вместе. Только дочка хорошая, прям будто не ваша. Злые вы, уйду я от вас.