Виктор Шурлыгин - ПРЕОДОЛЕНИЕ

Ощущая нарастающее волнение, терзаясь давней неизвестностью, Саня глядел, не отрываясь, на величественно-монументальную фигуру Гагарина и вдруг – словно в глубине сознания ударил мощный электрический разряд – увидел тот серый, неприветливый мартовский день, себя в кабине реактивного самолета, падающего на черный владимирский лес, увидел на его месте, сердце ухнуло, зачастило, по спине пробежал нервный холодок, правая рука невольно сжалась, будто нащупывая большим пальцем кнопку переговорного устройства, перед Саней ясно, отчетливо промелькнула последняя минута, в каком-то необъяснимом, моментальном прозрении Сергеев всем существом понял, что космонавт-один последней минутой окончательно подтвердил всю свою жизнь, и эта роковая минута стоила жизни.

Саня теперь знал, как погиб Гагарин.

Все больше укрепляясь в собственной догадке, он стоял перед памятником, испытывая терпкую горечь утраты и обжигающе-пронзительную гордость перед непостижимым мужеством первого космонавта Земли; лицо горело, голова кружилась, тайна, вырванная у вечности, требовала доказательств, он мог получить их, лишь повторив гагаринский полет, но можно ли, не будет ли это кощунством, святотатством перед самим Гагариным, перед памятью о нем – Саня не знал. Ему захотелось с кем-то поделиться своим открытием, услышать мудрый совет. Покачиваясь от навалившейся усталости, Саня пересек аллею и направился к дому. «Может, к Шонину зайти, к Леонову? – мелькнула мысль. – Они работали бок о бок с Гагариным, поймут». Но он тотчас подавил это желание, потому что дерзкий эксперимент, задуманный им, требовал помощи абсолютно нейтрального человека, а они не были абсолютно нейтральны и вряд ли могли одобрить опасную затею. «Эх, – с горечью вздохнул Саня. – Бабушку бы сейчас сюда. Анастасию Яковлевну. Она бы распутала все узлы, рассудила бы по совести и чести», – перед глазами встало доброе, улыбчивое лицо, и, влекомый своими мыслями, он принялся с любовью, бережно соединять разрозненные осколки воспоминаний, ощущений в единое целое, и в нем воскрес тот удивительный весенний день, когда бабушка собралась помирать, но не сразу, а чуть погодя, только после того, как честно и благородно, по ее определению, завершат дела земные. Числилось ей по паспорту девяносто лет, но выглядела она бодро, жизнерадостно, память имела крепкую, на зрение не жаловалась, врачей сроду не посещала, любила сказы, шутки, прибаутки, знала их великое множество, была непременной участницей всех свадеб, крестин, именин и прочих торжеств и горестей, составляющих жизнь небольшого городка.

– Помру сегодня к вечеру, – однажды заявила она, и Саня вздрогнул. – Не перечь. Чувствую. Ты, – бабушка посмотрела на него долгим, пытливым взглядом, – ты – мое последнее земное дело. Приготовь перо и бумаги поболе. Пиши, поторапливайся, внучек. Время уходит.

– Что писать, бабушка? – с дрожью в Голосе спросил Саня.

– Все опиши, что буду говорить. А потом сердцем пойми, разумом.

– Я готов, бабушка.

– Перво-наперво, – начала она медленно, певуче, – на чужое счастье не зарься, пусть оно даже само в руки плывет. Что даром дается, недорого ценится, а потому и впрок не идет. Ищи свое счастье. Записал?

– Да, бабушка, – ответил Саня, чувствуя, как колотится сердце.

– Не грейся у погасшего костра. И сам не согреешься, и других остудишь, – продолжала она, закрыв глаза, словно пытаясь вспомнить всю мудрость жизни. – Делай свой дом крепостью, но от людей, от мира высоким забором не отгораживайся! Без друзей прочные стены бесполезны станут. А с друзьями-товарищами они очень даже надобны на случай беды, ненастья… На удачу не полагайся. Всякому человеку в жизни везение надобно только трижды: от кого родиться, на ком жениться, у кого учиться. Во всем прочем он может управиться сам, без помощи господа бога и Николая-чудотворца, – она открыла глаза и, посмотрев на икону, перекрестилась, что-то шепча. – Поспеваешь за бабушкой? – спросила с улыбкой. – Поспевай, времечка уж почти не осталось.

– Поспеваю, – кивнул Саня.

– Это хорошо. Писано пером – не вырубишь топором. Записывай. Сколько успею – скажу, – голос ее впервые дрогнул.

– Бабушка!..

– Никто – ни простой смертный, ни государь, ни мудрец, ни дурак, – продолжала она, – заботясь о величии, не прибавляет себе росту. Не заботься о величии. Иди, как река но руслу. И уж если суждено тебе стать великим, об этом тебе скажут люди… Хочешь узнать настоящую радость, настоящую любовь… Не суетись. Живи по совести, в ладу с самим собой… Начиная большую жизнь, спроси себя: кто ты есть? Чего хочешь? Выбирая жену, и ее спроси об этом.