Ильза Айхингер - Мимо течет Дунай - Современная австрийская новелла

«Синьор Убальдино, — воскликнула уроженка Зальцбурга, — у меня дома ребенок, пятилетняя дочка, она не ломает и не уродует свои человекоподобные игрушки; она обращается с ними нежно, ухаживает за ними, обожает их!»

«Tanti auguri, счастливый случай, поздравляю, — сказал владелец магазина, — побольше бы кротких созданий, таких прелестных и чистых, только бы их не искалечила жизнь! Не желаете ли выбрать для вашей примерной малютки какой-нибудь персонаж из классических легенд? Вот, например, Елена, сестра Диоскуров. Говорят, что, любуясь прекрасным, мы сами становимся прекрасными…»

В эту минуту из нового города, со стороны казино, донесся странный назойливый шум. Как будто жужжание большой стрекозы, нарастая, перешло в свистящий, пронзительный скрежет и, достигнув высшей ноты, снизилось по хроматической гамме.

Мы прислушались, разговор оборвался. И когда странное гудение, сопровождавшееся треском, исчезло, Убальдино поспешно схватил в углу черный люстриновый пиджак и надел его прямо на синюю рабочую блузу.

«Извините, синьора, — нервно сказал он, — мы только что слышали, как приземлился синьор Болаффия; с минуты на минуту он может прийти сюда…»

Для меня это был веселый сюрприз. «Разве при казино там внизу есть собственный аэродром?» — «Нет, сударь, но синьор Болаффия (вы, конечно, слыхали о нашем электромагнате?) обычно сажает свой синий вертолет за кортами, на лужайке. Если понадобится, он может посадить его на плоской крыше пять метров на четыре. Во всяком случае, пари с семейством Валлефредини он выиграл: бумс, и он сел в их сад на крыше, все рододендроны поломались и полегли, а машина уцелела». — «Черт возьми, откуда этот король переменного тока прилетел сегодня?» — «Это никому не известно. Вот уже несколько недель, как он свил гнездо в новом бунгало близ Сан-Ромоло, наверху, на склоне нашей Биньоне…» — «А сейчас вы его ждете сюда?» — «Вот именно. Тягостные четверть часа. Н-да. Дела никудышные. Слышали о престарелой графине Прини? Эта дама, видно, пронюхала, что я затребовал ее трех гейш в кимоно, подарок царицы, ни для кого иного, как для синьора Фабиано. Теперь она заломила за них тройную цену, старая сова!» — «Я не совсем понимаю, какие гейши?» — «Ах, это глупая история. Впрочем, она была напечатана в газете «Локаль-анцейгер». Дело в том, что в 1911 году царица Александра Федоровна была приглашена на рождество семейством Прини в замок Вареццо. Тогда-то она и привезла графине набор японских кукол. Из мастерской моего отца. И подумайте, три из них еще уцелели и прилично сохранились. А теперь они продаются: так сказать, реликвии…» — «Неужели Болаффия гоняется за такими редкостями?» — спросил я с сомнением. «Да нет же. Ему-то плевать на музейные экспонаты. Но существует еще синьора Леонтина, его супруга». — «Ну, и что?» — «Говорят, она в дальнем родстве с семейством Прини. И в жестокой ссоре с обедневшей графиней». — «Вот как! — воскликнул я. — Значит, злобная Леонтина хочет все скупить, чтобы опустошить замок своего врага… Пока эта древняя тетка совсем не обнищает и, как одинокая старая сова, не улетит навсегда…» — «Итальянская аристократия», — сказал Убальдино и всплеснул руками. «Цветущая Ривьера», — сказал я и развел руками.

Я думал увидеть модную велюровую шляпу, трость с набалдашником из накладного серебра, перчатки из антилопьей замши, но ничего подобного не оказалось. Это не был денди из тех, что живут в аристократических отелях. В магазин Убальдино всунулась тощая фигура ниже среднего роста в летном обмундировании из кожи мышиного цвета. Лет ему было около пятидесяти. Узкое сильно загорелое лицо, иссиня-черный, явно выкрашенный, до блеска напомаженный чуб. Оливковая физиономия с цепким взглядом и хищной челюстью. Он с дальнего юга, вырос там, внизу, на вулканическом мысе. Его отец еще погонял вьючных ослов в облаках едкой пыли, поднимавшейся в лощинах от засохшего туфа и лёсса, когда туда подкатывала коляска хозяина, у которого он арендовал землю. Его мать с кроткими глазами рабыни на морщинистом лице и постоянным страхом, сосущим под ложечкой, должно быть, еще носила малыша в мешке на согбенной спине, а после заката солнца, принарядившись, шла с кувшином воды на голове. Да и сам смуглый карапуз, верно, еще пас овец богатого соседа. Как поучительно для всего света то, что карапуз теперь почти «дон», во всяком случае босс, контролирующий концерны, и то, что он к тому же обосновался на аристократическом севере полуострова, где проживают гордые, избалованные, злобные собственники, которые относятся пренебрежительно к этому выскочке, явившемуся оттуда, снизу, и все же его боятся. Теперь потомок сарацинов вершит дела надменных правнуков лангобардов. Беда, если они ему не угодят! Тогда им придется вместо трех трапез в день ограничиться одной… Vae victis! [16] Горе побежденным! (лат.)