Николай Веревочкин - Зуб мамонта. Летопись мертвого города

Где-то за пределами зрения Козлова стучала металлическими инструментами Галина. Райский предвечерний свет лился через широкое, во всю стену, окно. Век бы сидел в этом кресле и флиртовал со стоматологом:

— Бу-бу-бу?

— Лучше помолчи, Козлов, а то ведь возьму и соглашусь.

— Бу-бу-бу? — не поверил он.

— А почему бы и нет? Если, конечно, курить бросишь.

— Бу-бу-бу! — поклялся Козлов.

— Открой рот и помолчи.

Козлову уже вырезали все, что можно было вырезать без особого ущерба для фигуры, — аппендицит, гланды. И он знал: любая операция страшна лишь в воображении. Не надо представлять, как будут резать твою живую, трепещущую плоть, ковыряться холодным скальпелем в твоих внутренностях, как будут рваться волокна, отслаиваться ткани и сочиться кровь из разорванных капилляров. Чтобы подавить страх, нужно вытеснить эти мысли из головы — и ты будешь чувствовать лишь боль. А любую боль можно вынести. Под отвратительный звук бормашины, тошнотворный запах паленой кости он дал себе зарок никогда не курить, никогда не пить спиртного, никогда не есть сладкого и трижды в день чистить зубы. «Конечно, хорошо бы иметь личного стоматолога», — подумал Козлов и сосредоточился на тепле, проникающем через локоть от упругого бедра женщины, сверлящей его зуб.

Металл задел оголенный нерв, и Козлов взревел.

— Тихо! Тихо! Потерпи! Терпеть можешь?

Терпеть он не мог. Но терпел.

Истерзанный Козлов, чувствуя привкус крови во рту и легкое головокружение, вышел из кабинета Галины и попал в плотную, кипящую от возмущения толпу. Люди не были безнадежно больными. Напротив — пышущие здоровьем парни и девчонки, мужчины среднего возраста, крепкие старички и одна интеллигентная старушка в кружевной шляпе, с «Глиняной книгой» Олжаса Сулейменова. Сквозь гам слышался звук рассыпаемого гороха. По паркету в нетерпении и волнении перетаптывались три десятка бутс на алюминиевых шипах. В толпе выделялись белые и голубые футболки с огромными красными цифрами на спинах. Здесь были две команды в полных составах, с запасными и судьями. В трусах и гетрах. С болельщиками.

Закрыв телом двери донорского пункта, весь в белом, как ангел у врат господних, стоял главный врач Найман и потрясал руками, пытаясь успокоить бузящих. Глаза его были полны усталости и укора.

— Прошу тишины, мы не на стадионе, — громоподобно басил он. — Фогель, чего прешь, как лосось на нерест? У тебя какая группа? Не знаешь? Надо бы знать. Вторая. А у Аубакирова четвертая. Это редкая группа. Твоя не годится.

— У меня тоже не вода из колодца, — обиделся Фогель.

Козлов протиснулся через толпу.

— Господи, Козлов, и ты туда же…

— Бу-бу-бу! — объяснил свое безобразное поведение Козлов.

— Ну, твой рабочий. Что дальше?

— Бу-бу-бу! — затряс перед носом Наймана четырьмя пальцами Козлов.

Врач тяжело вздохнул и открыл дверь:

— Таня, возьми у него кровь, — распорядился он тоном одолжения.

Толпа зашумела, требуя справедливости.

Миловидный вампир Таня похвалила вены Козлова и, вонзив иглу, в двух словах рассказала об аварии. Марат торопился на матч. На заринском повороте не удержал руль и свалился с грейдера. Состояние тяжелое. В коме.

С перетянутой жгутом рукой Козлов лежал на кушетке, смотрел в потолок, на котором волновалась тень кленовых листьев, и не мог избавиться от нелепой мысли: это месть мамонта. Не надо было тревожить его кости. Передряга, в которую попал Марат, была на его совести. Не вмешайся он в событие, оставь в покое вымершего зверя, все бы пошло другим чередом.

Сдав кровь, Козлов шел по коридору вдоль донорской очереди и мрачно мычал, здороваясь со всеми подряд — футболистами, судьями и болельщиками.

За автобусной остановкой прятался от орлиного взгляда хирурга Каражигитова режиссер народного театра «Степноморье» Владислав Кнюкшта, лишенный на днях слепой кишки. Он напоминал пескаря из сказки Салтыкова-Щедрина, но пескаря уже выпотрошенного. Белая пляжная панама, черные очки, фрак, больничные штаны арестантской раскраски и сандалии на босу ногу. Под мышкой, естественно, «Литературная газета». Из кармана торчит «Курьер ЮНЕСКО». Лицо в конспиративных целях прикрыто «Театром». Неотложные творческие задачи вынудили его на побег.

Козлов указал головой на сиденье рядом с собой.

Кнюкшта осторожно, как беременная женщина, сел, придерживая маленькое, но круглое брюшко двумя руками.

— Репетиция, — объяснил он, — но им, живодерам, разве объяснишь? — Посмотрел на профиль Козлова и встрепенулся: — А знаете, вы очень похожи на белогвардейца.