Джеймс Олдридж - Горы и оружие

Через полчаса его, мягко потормошив, разбудил Эндрю:

— Ты бы лег в постель.

— Я тебя ждал: хотел услышать, что тут происходит, — сказал Мак-Грегор, вставая.

— В данный момент происходят, видимо, две вещи одновременно и порознь, — сказал Эндрю. — Что касается студентов — происходит фантастическая революция; что же касается профсоюзов и всех прочих — всеобщая забастовка.

— А разве это не две составные части одного и того же?

— Внешне как будто составные, и так все это и трактуют. Но, по сути дела, они совершенно раздельны.

— И что же последует дальше? — спросил Мак-Грегор, гася свет.

— Понятия не имею. Да и никто не знает… Кстати, говорила тебе мама? Мы прочли в «Монд», что в кази опять стреляли. Как раз когда ты был там в горах.

— Нет, мама не говорила.

— Она места себе не находила от тревоги.

Они стояли на лестничной площадке и переговаривались вполголоса. Вспомнив, что Эндрю вернулся сейчас от Жизи Марго, Мак-Грегор спросил сына, как она там поживает.

— Весь вечер просидела в кухне, — ответил Эндрю. — Прислугу всю отпустила, и мы до ночи проговорили об Иране, курдах и о тебе. Из всего населения Франции, наверное, у нас одних разговор шел не о положении в стране. Я подумал, она не ложится из-за разбитых окон. Стал убеждать ее не тревожиться, идти спать. А она в ответ сказала, что ей безразлично, пусть хоть весь дом разбивают. Тут мама позвонила, спросила, не страшно ли ей будет без меня. Жизи ответила, что нет. Встала, свела меня вниз и отослала домой.

— Она была нагримирована?

— Нет. По-моему, нет. А что?

— Так, ничего, — сказал Мак-Грегор и ушел в спальню.

Утром его поразил вид Парижа. Париж напоминал осажденный город военной поры. Магазины заперты, автобусы не ходят, метро не работает, и у входов в метро, у почтовых отделений, в воротах, в подъездах, даже на немытых ступенях магазина «Сто тысяч сорочек» стоят пикеты. Красные флаги развешаны на балконах, домах, на деревьях, свисают на автостоянках со штанг, согнутых, как сломанные лилии.

Бульварами и безмолвными набережными Мак-Грегор дошел до министерства внутренних дел. Предварительно он позвонил туда, и хотя не дозвонился до Кюмона, но был тем не менее приглашен явиться. И у въезда и во дворе расставлены были солдаты-автоматчики; Мак-Грегор смог пройти в здание, лишь предъявив свой паспорт. Там его провели не наверх, в кабинет Кюмона, а в затхлую канцелярскую комнатку, в каких сидят и дожидаются просители во всех французских министерствах.

— Присаживайтесь, — сказал француз за канцелярским столом, взглянув на Мак-Грегора и усиленно опять залистав бумаги. — Мосье Кюмона нет, мосье Кюмон отсутствует. Быть может, помочь вам смогу я. Моя фамилия — Форэ.

— Дело со мной ведет мосье Кюмон, — сказал Мак-Грегор. — Скоро ли он будет?

— Затрудняюсь вам сказать. Но у меня здесь вся информация, — коснулся француз пальцами папки. — Я в курсе вашего с ним дела.

Мак-Грегор бросил взгляд на папку, сказал:

— Не думаю, чтобы я мог обсуждать вопрос с кем-нибудь, кроме мосье Кюмона.

— Уверяю вас, — сказал француз, — что я вполне компетентен и в курсе вашего дела, связанного с Курдистаном. Оно все здесь, — постучал Форэ по папке, и Мак-Грегор подумал, что в вопросе постукивания пальцами господин Форэ, бесспорно, компетентен.

— Дело весьма сложное. Обсудить его я могу лишь с самим мосье Кюмоном, — сказал Мак-Грегор. Он тотчас разгадал эту канцелярскую уловку. Он вспомнил, как двадцать три года назад наставлял его лорд Эссекс: «Если какой-либо дурак из министерства захочет умалить ваше значение, переадресовав вас подчиненному, то не обсуждайте дела — тут же откланивайтесь».

— Это неосуществимо теперь, — сказал Форэ.

Мак-Грегор встал.

— В таком случае говорить больше не о чем.

Форэ раскрыл папку, чтобы удержать Мак-Грегора.

— Мне поручено… — начал Форэ.

Но Мак-Грегор прервал его:

— Нет. Au revoir, мосье Форэ.

— Минуточку. — Встав из-за своего стола, Форэ поспешил к Мак-Грегору. — К сожалению, мосье Кюмона нет сейчас. Я собирался информировать вас, собственно, о том, что он, возможно, и вовсе не сможет увидеться с вами.

— Я был бы крайне огорчен подобной информацией, — взвешивая слова, отвечал Мак-Грегор. — Вот все, что я могу сказать.

— Но минуточку, — не отставал Форэ. — Вы ведь понимаете, мосье Мак-Грегор, что в настоящий момент во Франции все, так сказать, набекрень.

— Понимаю.