Джеймс Олдридж - Горы и оружие

— Милости просим, — сказал Затко. Они сели в машину, вернулись в деревню и стали ждать сумерек, когда с гор, из укрытия, возвратятся кази и Али.

Мак-Грегор не стал скрывать от кази того, что стычка не произвела на француза впечатления.

— Ясное дело — солдат, — сказал кази. — Смотрит на вещи по-военному.

Разговор происходил в комнатушке у кази. Две койки стояли у стен. Посреди, шипя, кидала с потолка белый свет калильная лампа. На койках друг против друга сидели кази и Али, и резкая светотень как бы вжимала их в стены.

— А жаль, — грустно заключил кази.

— Да так ли уж это важно? — спросил Али Мак-Грегора.

— Боюсь, что важно, — сказал Мак-Грегор.

Тоскливая убогость комнаты, лачуги, деревушки, недужный вой собаки где-то в горах, взмешанная горным ливнем грязь вокруг, густая тьма, черной тропической зарослью одевшая громаду плоскогорья, — все это налегло тяжестью на душу Мак-Грегору.

— Не удручайся, — сказал кази. — Ты сделал все что мог. Как бы то ни было, вот письма, я написал их тому, другому, французу в Париже — Кюмону. Быть может, Кюмон поймет то, что невдомек этому солдату.

— И это все, пожалуй, на что мы можем еще рассчитывать, имея в виду французов, — проговорил Мак-Грегор.

— А как думаешь, стоит ли вообще нам продолжать с ними переговоры? — спросил кази, не выпуская писем из своих худых пальцев.

— Я сам задаю себе этот вопрос, — ответил Мак-Грегор. — Но не вижу выбора. Притом время уже на исходе. Французы в любом случае хотят к концу месяца избавиться от этого оружия. Кому уж оно тогда ни достанется, лишь бы вон его из Франции.

— Иными словами, оно достанется ильхану, если мы не сможем убедить французов?..

— Разумеется.

— Хорошо, — сказал кази. — Будем, пока можем, держаться французов. — И кази протянул Мак-Грегору оба письма. Одно подтверждало данные ему Комитетом полномочия. Другое же приветствовало перспективу торгового соглашения с французами и добрых отношений с ними на долгие годы. — Сделай с помощью этих бумаг, что можешь.

— Беда, что дипломат из меня по-прежнему плохой, — сказал Мак-Грегор, принимая письма. — Я неважный ходатай за курдов просто потому, что не умею вести политический торг.

Кази мягко тронул Мак-Грегора за рукав:

— Что бы ты ни сказал, они тебе поверят. Я убежден в этом.

Помолчали. Понимая, что пора идти, Мак-Грегор встал, но Али придержал его за руку.

— Главное, чтобы это оружие и боеприпасы не достались ильхану. Если ильхан получит хотя бы часть, мы окажемся отброшенными назад на годы и годы.

— Я понимаю, — сказал Мак-Грегор.

— Но не делай ничего опрометчивого, не подвергай ни себя, ни семью свою опасности, — сказал кази. — Прошу тебя.

Затко отпахнул снаружи ситцевый полог, встал в дверях:

— Француз собирается тайком уехать. Галу деньгами подкупает.

— Желаешь, чтобы мы задержали его? — обратился кази к Мак-Грегору.

— Нет, нет, — сказал Мак-Грегор. — Я все равно на него повлиять не могу, так что удерживать незачем.

— Если дадим ему уехать с Галой, — возразил Затко, отнюдь не желавший, видимо, выпускать француза из рук, — то на чем же ты сам выберешься отсюда?

— Не знаю, — ответил Мак-Грегор. — Но мне лучше возвращаться не в компании со Шраммом. Я, собственно, надеялся, что вы меня доставите в Иран, к пограничному городку Карабасу. Оттуда уж я доберусь автобусом до Тегерана.

— Ладно, — сказал Затко. — Тогда, как только француз уедет, тронемся и мы с тобой.

Мак-Грегор попрощался с Али, затем кази ласково обнял его.

— Если услышишь, что на нас нападение, — сказал он, — что нас убили или что ильхан пришел с иностранцами к соглашению, все равно продолжай делать то, что считаешь, что находишь нужным. Твердо продолжай говорить и действовать от нашего имени, пока не кончится все это дело.

— Разумеется, — сказал Мак-Грегор.

Уходя, он видел, как кази достает из-под койки пластмассовый таз, чтобы промыть рану на шее. Там, под койкой, хранились у него книги, фибровый чемодан и бережно сложенное зеленое знамя революции 1946 года.

Сеси вела «ситроен», а Мак-Грегор глядел, как влажный английский ландшафт скользит, утекает на обе стороны к расплывчатым английским горизонтам. Колени и локти Сеси работали вовсю и внушали Мак-Грегору доверие, хотя руль у французских машин и расположен слева, неудобно для левостороннего движения. И Мак-Грегор спокойно любовался английской весной, повсюду подступавшей к обочине дороги. Садики лондонских окраин пестрели камелиями, ломоносом, форзициями. Проехали Рочестер, и зарозовел яблоневый цвет. А затем замелькали мокрые от дождя ягнята и низко летящие вороны.