Джеймс Олдридж - Горы и оружие

Мак-Грегор указал на большое пятно сожженной краски на воротах, светлевшее, точно след ожога на человеческой коже.

— Вот полюбуйтесь на эту мерзость, — сказал он, следя за выражением лица Дубаса, и хотя не отметил притворного ужаса, но и признаков непричастности тоже не отметил.

— Городская война, — бросил Дубас презрительно.

— Прощайте, Дубас, — сказал Мак-Грегор.

Дубас усмехнулся, проговорил:

— Жить в этом богатом и прекрасном городе и… — Мак-Грегор захлопнул створки ворот, Дубас сказал с улицы: — Я еду на будущей неделе в Лондон. Могу я навестить мадам Кэти?

— Пожалуйста, — сказал Мак-Грегор и, подождав, пока машина Дубаса отъедет, вышел из ворот.

Хотя Мак-Грегор не забыл, как красива Жизи Марго, он забыл, за каким она барьером. И теперь, наедине с Жизи, любуясь совершенством ее странного лица, он убеждался в том, насколько прав Ги Мозель. Пленная пантера или рысь меряет шагами клетку, и взгляд ее не видит людей, глазеющих снаружи сквозь решетку. Именно эта отъединенность чувствовалась в Жизи.

Поставив два фужера с шампанским на инкрустированный столик в гостиной, она сказала:

— Не люблю американских коктейлей. Не понимаю, как их пьют. От них отдает мясистыми спинами, потными лицами, ремнем на толстом брюхе. Мерещатся американские многоквартирные дома в летнюю жарищу.

Она подала ему фужер, он поблагодарил. Она села.

— Скажу вам сразу — после вашего визита я все думала о вас, старалась вас понять. Затем решила — лучше не думать.

— Я — унылая тема для раздумий, — сказал Мак-Грегор и, вспомнив, что муж ее сейчас в Каракасе, спросил, оправдывает ли венесуэльская столица свою славу.

— Гроша не стоит хваленый Каракас, — сказала Жизи. — Что случилось с Кэти? — спросила она неожиданно. — Что происходит с вами обоими? А мне все говорили — идеальный брак.

— Ничего не происходит, — сказал Мак-Грегор, примирясь с неизбежностью тягостного разговора.

— У Кэти явный флирт с моим братом Ги, — сказала Жизи. — Как вы на это смотрите?

— Никак я не смотрю, — сказал Мак-Грегор.

— Не отмахивайтесь. На вашем месте я не стала бы доверять Ги в этом отношении.

Глядя куда-то в сторону, Мак-Грегор пригубил шампанское.

— Остерегайтесь Ги, примите меры, — не успокаивалась Жизи.

— Ну и что дадут мои меры?

— Не знаю. Но брак у вас такой внешне удачный. А Ги привлекает в жизни только все удачное. Потому и тянет его к Кэти.

— Не пора ли нам в театр? — спросил Мак-Грегор.

— Ах, никуда он от нас не уйдет, — сказала Жизи. — Я поговорить хочу. С вами я могу, потому что знаю: мои слова от вас дальше не пойдут. А другим никому нельзя довериться. Только с дочкой могу поделиться, но ей десять лет, и всего ей пока еще не скажешь. А вы делитесь со своими детьми?

— Бывает, и делюсь, — сказал он, невольно симпатизируя Жизи.

— А с Кэти больше нельзя вам делиться. И в этом-то и печаль, правда?

Он промолчал. Жизи подняла длинные пальцы к щекам, как бы желая сдернуть что-то.

— Почему вы не глядите на меня — в лицо мне? — спросила она.

Он поглядел с некоторой опаской.

— Мое лицо не нравится вам, правда ведь? Смущает вас?

— Вы говорите так быстро, что я с трудом понимаю ваш французский, — ответил он, пытаясь уйти от скользкой темы.

Но она как будто и ждала такого ответа.

— Я собиралась спросить вас о многом. Но это не к спеху. — И, сказав, что через пять минут вернется, она вышла; он ждал, мысленно беря себя в тугие шоры. Жизи вернулась — в платье из шелковой чесучи. — En avant!.. (Вперед!., (франц.)) — сказала она, и они быстро спустились вниз сквозь витую сердцевину дома. На улице Жизи взяла его под руку. Села в такси — в добавочную клетку. На Мак-Грегора начинало понемногу действовать ее обаяние, хотя он и не смог бы сказать, в чем состоит это обаяние.

Давали «Вертера» — оперу на гётевский трагический сюжет. Жизи сидела рядом молча, как бы наглухо уйдя чувствами в эту повесть о сугубо немецком супружестве Альберта и Шарлотты и о сумасброде Вертере. «Laissez couler mes larmes» (пусть льются мои слезы (франц.)), — запела Шарлотта с французскими придыханиями. Жизи сказала шепотом: «Ненавижу. Мне больно». И к удивлению Мак-Грегора, смахнула с ресниц две крупные слезы, пока они не скатились и не испортили ей косметику.

Весь обратный путь она молчала, и Мак-Грегор ощущал теперь подспудную загадку этой женщины, так отчаянно рвущейся к живому контакту сквозь барьер лица. Только занявшись варкой кофе среди стекла и блеска своей кухни, Жизи опять заговорила.