Харри Мулиш - Зигфрид

— В середине июля, — продолжал Фальк, — незадолго до того, как Зигги должно было исполниться шесть, — шеф снова отправился в свой Волчий Овраг. Прощание с фрейлейн Браун и Зигги затянулось, словно он предчувствовал, что никогда больше не увидит Бергхоф. К тому времени шеф превратился в сгорбленного старика, — Фальк расправил плечи и посмотрел Гертеру прямо в глаза. Чуть помявшись, он сказал: — Неделю спустя граф Штауффенберг совершил на него покушение. Фрейлейн Браун была в ужасе, что не может в эти трудные дни поддерживать возлюбленного иначе, как по телефону, — он все твердил, что она должна оставаться с Зигги. Правда, он прислал ей свою порванную и окровавленную форму. Два месяца спустя катастрофа разразилась и над нами.

Гертер заметил, что Фальк наконец набрался храбрости, словно человек, который все никак не решается прыгнуть из окна горящего дома на спасательное полотно, но в какой-то момент все-таки это делает. Он слышал, как рядом тихо всхлипнула Юлия, но приказал себе не смотреть в ее сторону.

— Извините меня, господин Гертер, но то, что я собираюсь сейчас рассказать, уж и вовсе загадка, и не только для вас, но и для нас самих. Шеф несколько дней не звонил, и каждый раз, когда фрейлейн Браун пыталась сама дозвониться ему, ей говорили, что он слишком занят и не может подойти к телефону. Это начало ее беспокоить, но что она могла сделать? В пятницу двадцать второго сентября, в первый погожий осенний день, как сейчас помню, где-то около полудня возле главного крыльца остановилась закрытая машина Бормана, а за ним вторая машина, в которой ехал его эскорт. Мне это показалось странным: летом господа всегда ездили с открытым верхом. Что могло заставить его выпустить шефа из поля зрения на целых несколько дней? Я развесил на балконе военные формы и штатские костюмы фюрера и занимался в этот момент чисткой его сапог и ботинок, конечно же не зная, что ничего из этого он уже никогда не будет носить; в Берлине и на фронтовых штаб-квартирах у него был обширный гардероб. Все подогнано строго по размеру, по одежде я точно мог судить о его габаритах. Эскизы для любой своей вещи — будь то военная форма, пальто или кепи — он разрабатывал сам, точно так же, как эскизы зданий, флаги, штандарты и планы массовых манифестаций. Если он вдруг обнаруживал, что одежда морщит, он сразу звал своего портного, господина Гуго.

Видно было, что Фальк по-прежнему медлит, все никак не решаясь сказать то, что давно собирался. Гертер кивнул.

— Гитлер был перфекционистом.

— Ульрих немедленно пришел к нам обо всем рассказать, — подхватила Юлия. — Мы с госпожой Кёппе были в библиотеке, она тоже располагалась на верхнем этаже. Стоя возле раскрытого окна, мы стряхивали пыль с книг, фрейлейн Браун читала вслух «Пита-неряху», а Зигги все время стоял на голове или падал навзничь на диван. Библиотека была единственным более-менее уютным местом во всем Бергхофе. Время от времени до нас доносился гул взрыва динамита в глубине горы.

Фальк заметил на лице своего слушателя улыбку, но ему, конечно, было непонятно, что могло ее вызвать. Гертер же вдруг на минуту представил себе, какие книги они могли вытряхивать у окна: хлопали Шопенгауэром по Гобино, Ницше — по Карлу Мею, Хьюстоном Стювартом Чемберленом — по Вагнеру…

— В испуге мы смотрели друг на друга, — продолжил свой рассказ Фальк, и в его глазах промелькнул все то же страх, который он впервые испытал больше чем пятьдесят с лишним лет назад. — Потом, видимо предварительно переговорив с Миттельштрассером, наверх поднялся Борман. Даже не знаю… но уже топот его сапог по ступенькам лестницы сказал мне, что что-то не так. Шаги были тяжелые, словно он сам себя о чем-то уговаривал. Даже Штази и Негус почувствовали недоброе и начали лаять. «Боже мой, — ахнула госпожа Кёппе, — что бы все это значило?» Войдя, он принял стойку «пятки вместе — носки врозь», выкинул вперед руку в знак приветствия и гаркнул: «Хайль Гитлер». В Бергхофе это было не принято, и мы в ответ лишь что-то пробормотали в том же духе. Только Зигги смотрел на него большими глазами, не отрываясь. Борман, не снимая фуражки, воззрился на госпожу Кёппе, которая все сразу поняла и вышла из комнаты. Затем он объявил фрейлейн Браун, что в эти тяжелые дни фюрер выразил желание постоянно видеть ее рядом с собой.

— У нас камень с души свалился, — продолжала Юлия, — лицо фрейлейн Браун просияло. Она спросила, когда ей предстоит отправиться в путь. «Немедленно, — ответил Борман, — внизу ждет машина, которая доставит вас в аэропорт Зальцбурга. Там уже подготовлен вертолет». — «А как же Зигги?» Я до сих пор вспоминаю этот ее вопрос. «Зигги тоже едет, вместе с Ульрихом и Юлией?» — «Нет, — ответил Борман, фюрер распорядился, чтобы он оставался со своими приемными родителями в Бергхофе. Вольфшанце — неподходящее место для ребенка, кроме того, находиться там опасно, это слишком близко к линии фронта».