13
К вопросу о том, что могло бы случиться, но не случилось: наша, графская, ветвь замечательна тем, что, в какое бы время мне ни случилось жить — в пределах последних четырехсот лет, — мне не потребовалось бы убрать более пяти родственников для того, чтобы завладеть всем. Включая, естественно, человека, который был бы в то время моим отцом.
14
На молодые годы моего деда пришлось также и пресловутое дело Дрейфуса. Из-за прискорбной роли, которую играл в нем одиозный майор Вальсен, наша семья имела массу неприятностей. В некоторых странах (во Франции, Норвегии) нашу фамилию даже сегодня упоминают почти исключительно в связи с этим делом.
Когда я впервые услышал об этом дерьме, то ли майоре, то ли капитане Эстерхази, то просто кивнул, чего тут такого, семья большая, в ней все есть, на любой вкус, extra large, восьмивесельные, пернатые, роялисты, демократы, патриоты, предатели, главным образом лабанцы, но и куруцы тоже встречаются. Все в порядке вещей, думал я.
Но я ошибался. Достаточно было порасспросить членов семьи, кое-что почитать о ней, как мне стало кристально ясно, что все до единого Эстерхази с головы до пят были в высшей степени мужами достойными (реже — женщинами, ибо истинный esterházy europaeus — это прежде всего мужчина или уж гермафродит, на худой конец), если же предположить, чисто теоретически, что кто-то из нас не является с головы до пят безупречным, то он — как рано или поздно выяснится — не является Эстерхази.
Поскольку истина, как говорится, в деталях, то давайте представим детали. Марианна, младшая сестра блиставшего при французском дворе Ласло Балинта (графа Валентина Ладислава Эстерхази), старшего брата дедушки дедушки моего низкорослого прадеда и внука генерала Антала, преданно последовавшего в турецкую эмиграцию за князем Ракоци, родилась 9 октября 1741 года. Назвать это несчастьем было бы чересчур. Не было особой беды и в том, что двадцать с небольшим лет спустя некий дядюшка, Жан-Андре Сезар маркиз де Женесту, скорее всего от скуки, затеял с полуосиротевшей родственницей роман, принесший свои плоды.
— Ах, бедняжка, как ей живот распучило! — в отчаянии воскликнула мать впавшей в недомогание Марианны, но дядюшка, человек искушенный, поспешил успокоить ее и тотчас вызвал своего врача, доктора Вальсена, который диагностировал у больной водянку и при полном одобрении патрона предложил сопроводить свою (новую) пациентку на водный курорт (по-венгерски — почти игра слов, причем неприличная, перевести которую затруднительно, но обсценность от этого не меняется), что доставит ей облегчение.
О том, что подразумевалось под облегчением, точных сведений не осталось, но, как бы то ни было, через несколько месяцев Марианна дала жизнь мальчику, которого зарегистрировали в городке Валлерог под именем Жан-Мари Огюст Вальсен; Марианна возвратилась в Ле-Виган к своей матери, которая не могла нарадоваться, что вздутие живота бесследно исчезло.
— Ну что, живот больше не пучит? — спросила она.
— Нет, маман, — невозмутимо ответила та.
Но это вовсе не самое интересное в этой истории. Интересно, что вскоре новорожденный стал приемным сыном доктора Вальсена. А сие означает, что будущий фигурант дела Дрейфуса, внук этого незаконнорожденного, не мог по праву претендовать даже на имя Вальсена.
Но и в этом не было еще никакой беды, жизнь есть жизнь. Тем более не было ничего ужасного в том, что вскоре грянула Французская революция — то был светоч, ослепительный пик истории. Но в результате, как это ни прискорбно, была казнена королевская семья, а моя тетушка Марианна, бывшая с оной семьей на короткой ноге, оказалась в застенках Темпля. Но и это еще не беда, а, так сказать, неприятность. (Кстати, когда у ее старшего брата родился сын, Людовик XVI направил ему следующее послание: «С великой радостью узнали о том, что в Маре на свет появился маленький гусар и что мать и ее младенец чувствуют себя хорошо. Сердечные поздравления отцу. Обитатель Версаля».)
Возвращаясь к проблеме, беда началась с того, что однажды, когда тюрьма погрузилась в вечерние сумерки и безмолвие, один из охранников, видимо, недостаточно глубоко проникшийся революционным духом, вложил в нежную, не тронутую трудом руку узницы крохотную записку. «Не бойтесь, мадам, — говорилось в записке, — я спасу вас». Вот в этом великодушии и была вся беда. Ибо кто был ее спасителем? Не кто иной, как ее собственный сын, этот ублюдок незаконнорожденный, внебрачный байстрюк, от которого, как нам казалось, мы уже столь благополучно избавились. Позднее, 22 сентября 1795 года, в присутствии адвоката из Нима месье Фуке благодарная мать официально признала этого (добросердечного) Вальсена, усыновила его, в результате чего он сменил фамилию и стал зваться Вальсеном-Эстерхази.
Читать дальше