Янн Мартел: Беатриче и Вергилий

Холокост был лишен (или не получал вовсе) такой поэтической вольности. Сие страшное событие представляла одна школа — исторический реализм. Всегда одна и та же история, неизменно обрамленная одними и теми же датами, происходила в одном и том же месте с одним и тем же составом персонажей. Правда, были исключения. Генри припомнил «Мауса» американского графика Арта Шпигельмана [2] С. 12. Генри припомнил «Мауса» американского графика Арта Шпигельмана. — Арт Шпигельман (р. 1948) — американский художник и писатель, автор и издатель графических романов. Его родители были узниками Освенцима, многие родственники стали жертвами холокоста. В 1986 г. он издал первый том комикса о холокосте и нацистских концлагерях «Маус: Рассказ выжившего», где евреи представлены в образе мышей, немцы — кошек, поляки — свиней (в Польше книгу бойкотировали), американцы — собак. Комикс имел оглушительный успех и был переведен на многие языки. В 1991 г. вышел второй том «Мауса», в 1992 г. комикс получил Пулицеровскую премию. На русский язык переводился только фрагмент первого тома — в журнале С. Гурьева и А. Волкова «Пиноллер» (1994), «наследнике» самиздатовской «КонтрКультУры». . Роман «См. статью „Любовь“» Давида Гроссмана [3] С. 12. Роман «См. статью „Любовь“» Давида Гроссмана тоже предлагал иной ракурс — Давид Гроссман (р. 1954) — израильский писатель; его роман «См. статью „Любовь“» (1986; рус. пер. 2007) о евреях, переживших холокост, — одно из самых ярких произведений израильского постмодернизма. тоже предлагал иной ракурс. И все равно невероятная тяжесть события утягивала к первоначальным, точным фактам истории. Если б это случилось позже и в другом месте, через временные границы читатель неизбежно прошагал бы в Польшу сорок третьего года, как главный герой «Стрелы времени» Мартина Эмиса [4] С. 12. …неизбежно прошагал бы в Польшу сорок третьего года, как главный герой «Стрелы времени» Мартина Эмиса. — Мартин Эмис (р. 1949) — видный английский прозаик, сын Кингсли Эмиса. В его романе «Стрела времени, или Природа преступления» (1991; рус. пер. 2004) время движется назад. . «Но почему нет доверия воображению, почему отказано художественной метафоре?» — задумался Генри. Произведение искусства воздействует тем, что оно правдиво, а не реально. Нет ли опасности в том, чтобы всегда представлять холокост с фактической стороны? Среди текстов, повествующих о событии — жизненно необходимых дневников, мемуаров, рассказов, — наверняка отыщется местечко для вымысла. Творческое осмысление других исторических событий, включая катаклизмы, пошло им во благо. Взять хотя бы три известных примера художественного взгляда на масштабную трагедию: «Скотный двор» Оруэлла, «Чума» Камю и «Герника» Пикассо.

В каждом из них творец сжато и небуквально передает суть происшествия. Громоздкая историческая поклажа свернута и упакована в чемодан. Разве величайшей трагедии европейских евреев не требуется такое легкое и удобное творческое хранилище?

Чтобы наглядно доказать возможность и необходимость иного ракурса на холокост, Генри написал роман и эссе. На это ушло пять лет каторжного труда. Затем парная рукопись циркулировала среди издателей. Потом Генри пригласили на ланч. Вспомните человечка, что споткнулся и шмякнулся. Ради этого ланча, имевшего место в Лондоне во время весенней книжной ярмарки, Генри перелетел через Атлантику. Четыре редактора пригласили на трапезу историка и книготорговца, что Генри счел знаком двойного одобрения: теоретического и коммерческого. Он не догадывался, что его ждет. Роскошный ресторан был оформлен в стиле ар-деко. Длинный, изящно изогнутый стол имел форму глаза; со стороны стены его окаймляло столь же изящное сиденье.

— Извольте сюда, — сказал редактор, приглашая Генри на середину дивана.

Ну да, подумал Генри, куда же еще усадить автора новой книги, как не во главу стола, точно новобрачного? Два редактора сели с ним рядом, заняв позиции ошую и одесную, два других разместились напротив, по бокам историка и книготорговца. Вопреки официальности мизансцены, было уютно. Официант подал меню, поведав о нынешних специальных блюдах. Генри блаженствовал. Сотрапезники выглядели свадебными гостями.

Но оказались расстрельной командой.

Обычно редакторы улещивают авторов, дабы те осознали изъяны книги. В каждом комплименте скрыто замечание. Сей дипломатический ход имеет целью исправить недостатки книги, не сломив духа писателя. Так и было: после заказа блюд и обмена светскими репликами на сцену вышли хвалебные эпитеты, маскировавшие категоричные требования — Бирнамский лес двинулся на Дунсинан [5] С. 14. …Бирнамский лес двинулся на Дунстан — Ссылка на «Макбета» У. Шекспира. Призрак предсказал Макбету, что никто его не одолеет, «пока не двинется наперерез на Дунсинанский холм Бирнамский лес». В сражении с Макбетом Малькольм применяет хитрость: «Пусть каждый воин срубит / По ветви и несет перед собой. / Скрыв нашу численность, мы тем обманем / Противника». Акт V, сцена 5. Макбет: Меня Поймал на правде дьявол, обнадежив: «Спокоен будь, пока Бирнамский лес Не двинулся на Дунсинан». И что же? Какой-то лес идет на Дунсинан. (Перевод Б. Пастернака) . Но Генри, точно несметливый Макбет, не слушал собеседников и, посмеиваясь, отмахивался от вопросов, становившихся все острее: