Янн Мартел - Беатриче и Вергилий

— А также прекрасно координирован, — подхватил мастер. — Хвостом Вергилий играет в шахматы. Он…

Генри жестом его остановил:

— Хвост обладает хваткой удава, но вместе с тем так гибок и послушен, что им можно передвинуть пешку на шахматной доске.

Что еще отметила бы Беатриче? — подумал Генри и заглянул в обезьяний рот.

— Почему все забывают о его великолепных зубах? Или вот еще деталь, которую нельзя не упомянуть: красивые темные ногти — блестящие и чуть выпуклые, они посверкивают на всех пальцах, точно крупные росинки.

Генри понравилось говорить от имени ослицы.

— Прекрасно… замечательно… — бормотал таксидермист, строча по листку.

— Не могу обойти молчанием еще одну привлекательную особенность, которой славится его особь, — мех. — Генри пробежал пальцами по спине Вергилия. — Он мягкий, густой и блестящий; на спине оттенок краснокирпичный, а на голове и конечностях — скорее каштановый. Когда Вергилий взбирается на дерево или скачет с ветки на ветку, каждое его движение отточено и легко, он переливается, точно расплавленная медь, ослепляя меня, четвероногую, прикованную к земле ослицу.

— Вылитый Вергилий! — воскликнул таксидермист.

— Вот и хорошо.

Дать словесное описание того, что видишь, было совсем несложно, но Генри получил удовольствие. Он уже отвык от подобной работы.

— А что насчет вопля?

Таксидермист перемотал пленку и нажал «воспроизведение». В магазине Эразм тотчас откликнулся, но на него не обратили внимания.

— Качество записи неважное, — сказал Генри.

— Согласен. Ее сделали сорок с лишним лет назад в джунглях верховий Амазонки.

Казалось, вой доносится из далекого далека и, пробиваясь сквозь помехи, одолевает бездну времени и пространства.

— Не знаю… трудно охарактеризовать… — задумался Генри.

Под аккомпанемент Эразма таксидермист еще раз прокрутил пленку.

Генри покачал головой:

— Пока на ум ничего не приходит. Звуки описывать непросто. Да еще собака отвлекает.

Мастер тупо смотрел перед собой.

«Что, огорчен? Раздосадован?» — подумал Генри.

— Ладно, подождем, когда снизойдет вдохновение. — Он чувствовал, как наваливается усталость. — Знаете что? Я поразмыслю, а вы пока напишите мне о таксидермии. Особо не усердствуйте — так, черкните пару мыслей. Хорошее упражнение для писателя.

Таксидермист неопределенно качнул головой.

— Не хотите дать мне свою пьесу? — спросил Генри. — Я бы прочел и поделился впечатлением.

— Не хочу, — отрезал таксидермист. Решительная точка в отказе прозвучала как удар судейского молотка — обжалованию не подлежит, разъяснений не будет. — Возьмите плеер. Послушайте еще раз, пока размышляете.

Генри не стал торговаться.

— Я заметил, вы разглядывали череп на золоченом штыре, — продолжил мастер.

— Да, поразительная вещица.

— Это череп ревуна.

— Вот как? — поежился Генри.

— Да.

— Вергилия?

— Нет, его череп на месте.

Через полчаса истомившийся Эразм вытянул хозяина из магазина. Было хорошо вновь оказаться на свежем воздухе. Генри уже опаздывал на репетицию, но зашел в бакалейную лавку и спросил воды для Эразма. Продавец любезно подал миску.

— Интересный магазин тут за углом, — сказал Генри.

— Ага. Он там со времен динозавров.

— Что за человек его владелец?

— Чокнутый старик. Цапается со всеми соседями. Ко мне заходит лишь купить груш с бананами и откопировать бумаги. Ничего другого.

— Наверное, любит фрукты и не имеет копира.

— Наверное. Я поражаюсь, как он еще держится. Неужели кому-то нужны чучела трубкозубов?

Генри умолчал о бесценном обезьяньем черепе в своей сумке, которую осторожно поставил на пол. Для благополучной транспортировки череп и стеклянный колпак были тщательно упакованы. Генри еще глянулся волк — не бегущий, а созерцатель, — но он сдержал свой порыв.

Бакалейщик покосился на плеер, лежавший на прилавке:

— Экое старье! С детства такого не видел.

— Старый, но безотказный. — Подхватив свой драгоценный груз, Генри направился к двери. — Спасибо за воду.

В такси Эразм свернулся на полу и тотчас уснул. Генри думал о таксидермисте: бесстрастное лицо, не выдающее мыслей и чувств, скорее некрасиво. Но темные пронзительные глаза! Рядом с ним неуютно, однако он излучает некий магнетизм. Или же притягательны чучела со стеклянными глазами? Странно, что человек, так тесно связанный с животными, никак не откликнулся на появление живого зверя — на Эразма даже не взглянул.