Александръ Дунаенко: Есть ли жизнь на Марсе?

А ещё другая — делила бабки от нефтяной трубы, и их всё меньше нужно было отваливать на всякие пенсии и пособия.

Правительство даже пошло, наконец, навстречу «несогласным»: издало Закон, по которому всех «несогласных» в Поезда Счастья пускали в первую очередь, и бесплатно. Не все, правда, откликнулись. Помогать пришлось, помогать… Кого — уговорами, кого — под белы руки, в спецмашину — и прямо к поезду. Всё в точном соответствии со всеми европейскими законами. Опять-таки — бесплатно…

Уже через несколько месяцев в стране значительно повысился ВВП. Улучшилась экология, потому что закрывались вредные предприятия, потому что на них некому стало работать, да и продукция их никому уже была не нужна.

И товаров в стране стало завались! Ешь! Пей, сколько хочешь! Смотри телевизор с экраном на всю стену!..

Новому спецпредприятию недолго оставалось сохранять монополию на свою деятельность. Об этом узнали, конечно, в первую очередь, китайцы. Где-то нашли фотокарточку и быстренько соорудили свой коллайдер. Взяли в аренду у алтайского губернатора на триста лет Алтайский хребет. В обмен на аренду под охотничий домик для губернатора Алтайского края дворца династии Цинь. Тоже на триста лет. И нашу территорию, с помощью чудо-коллайдера китайцы стали освобождать от нашего населения и заселять своим. Так и делали — один поезд в тоннель. Другой, полный китайцами — из Китая.

Потом махнули рукой и построили ещё один коллайдер, уже у себя. И стали в нём катать тех китайцев, которым обещали, что их отвезут в Россию.

Собственно, какая разница, каким способом разгружать свои территории.

Главное, что не больно.

И все счастливы.

Нет такого человека, который бы не мечтал стать счастливым. Если тебе обещают счастье, то, как можно от него отказаться?

И скоро коллайдеры заработали по всей земле. Дело это оказалось прибыльным. И популярным у всё убывающего населения.

В конце концов, остался один поезд, в который загрузились организаторы туров «Поезда счастья». С мешками денег и драгоценностей. Все едут, всем хорошо, почему бы и самим не попробовать? Чем они хуже?

Это, как, к примеру, какому-нибудь оператору поездок на Бали, или Соломоновы острова никогда самому не воспользоваться услугами своей же фирмы. Почему нет?

И — пусто стало на Земле. Ветерок пролетал над травами, волнуя их. Летали птицы, мошки. Без людей ходили кошки и слоны. Пустые города. Брошенные машины, заводы.

И вот на поле, где в небе высоко пели жаворонки, а само оно после дождей притихло в ковыле и бесчисленных степных разноцветах…

И вот на это поле беззвучно опустилась летающая тарелка. Небольшая такая, цвета кофе с молоком. Обыкновенная. Внизу открылся люк. Из него по лесенке выкатились две серебристые капли, похожие друг на друга, как две капли воды.

И заговорили друг с другом, залопотали, но так, что им обеим было понятно.

И содержание их беседы было приблизительно таким: — Красота-то какая! А воздух! А природа! Ну, вот, можно теперь сюда всем нашим и переезжать!

Это одна капля такое сказала.

А другая хихикнула: — Ага. И будем мы тут жить и размножаться. Пока какой-нибудь умник с другой планеты незаметно не подкинет нам забавную травку.

— Или что-нибудь ещё, — добавила другая капля.

Капли переглянулись, каждая со своим отражением в другой, и забулькали, засмеялись.

У них в это утро было очень хорошее настроение.

В 1998 году я удачно влился в ряды российского рабочего класса. Из рядов актюбинской интеллигенции вылился, а в ряды рабочего класса России влился. Не нужно было нос совать, куда не следует, не нужно было насчёт богоданной власти ехидничать. А тут ещё, совсем кстати, прогрессивная общественность обнаружила у меня национальность, не совместимую в городе Актобе с должностью главного редактора русского телевидения. И загремел я под панфары в ряды российского рабочего класса. Удачно загремел. Работа и казённая квартира для проживания. Не всем так везло, когда их из Казахстана выдавливали на какую-нибудь историческую родину. В Актюбинск я заезжал. Встречался с друзьями-журналистами. В частных СМИ кое-кто удержался. Хотя замечательную радиостанцию «Рифма» прикрыли. Предлог — не соблюдались какие-то пропорции. Будто бы на русском языке «Рифма» вещала больше, чем на казахском. На деле — радиостанции на казахском языке были просто против «Рифмы» неконкурентоспособными. Закон-дышло развернули против «Рифмы» — и радиостанции не стало. Ну, так я про друзей-журналистов. Друзья встречали меня с распростёртыми объятиями. Плакали, тяжело переживая разлуку. Звали обратно. Предлагали работу. Одна близкая подруга, редактор газеты, советовала заняться… торговлей… — Саша, у нас тут бизнесом заниматься — все условия. Ну, можно начать с малого — куртки привозить из Китая, тапочки… А, слушай, ты же, кажется, видео снимаешь? У нас можно свадьбы снимать, на этом хорошо зарабатывают. Я тебе могу клиентов подыскивать. Пишущие коллеги помнили и высоко ценили мои журналистские способности и, видимо, старались с ними не связываться. Я пытался слабо возражать, говорил, что нельзя, кому попало лезть в торговлю, что для этого тоже талант нужен, но меня почему-то не понимали. Приводили примеры большого денежного счастья неуехавших актобенцев. Но я против торговли был категорически. Потому что у меня был опыт. Когда-то, в благословенных семидесятых, мне довелось торговать помидорами. У нас в Растсовхозе овощами торговали почти все. Иначе просто нельзя было жить. Рабочий в совхозе получал в месяц шестьдесят рублей. Ну и что, если он сосланный немец, или молдаванин? У всех были семьи, дети. Которых нужно кормить, одевать. И вот эти, советской власти недолюди, весь день выращивали овощи в совхозе, а вечерами и по выходным — у себя дома. С февраля — рассаду в ящичках, горшочках, потом — в парниках, под плёнкой. Уже в июле рейсовый ПАЗик загружался под завязку свежими огурцами, помидорами и вёз их в город, на базар. Как-то незаметно семьи условно-вольных поселенцев стали покидать длинные бараки, где они жили по семье в одной комнате. На тридцать восемь комнаток на улице уборная. В ста метрах от бараков — колодец. Немцы, татары, молдаване уходили из бараков, потому что выращивали и продавали овощи, а на вырученные деньги строили себе дома. И появились свои улицы, которые называли соответственно — Берлин, Молдаванка… Не официально, конечно, кто бы им такое позволил! Наша семья овощами занималась на любительском уровне. Мама работала в совхозе фельдшером, папа — мастером на заводе ферросплавов. Но и у любителей стали как-то получаться «излишки сельхозпродукции». Которые закон позволял продавать на колхозном рынке. Но возникла проблема: кому торговать? Я сразу сказал, что я. Во-первых, потому, что ни папа, ни мама на такое позорное в нашей стране дело ни за что бы не пошли. Папа ещё, к тому же, был членом партии. Ну, а во-вторых… Я всегда любил ввязываться в разные авантюры, порой даже не представляя, чем это может закончиться. Ну, и… Собрали мы корзину помидоров, посадили меня на автобус… На третий-восьмой раз у меня уже появился опыт. Я узнал, что главное — это с утра занять на базаре самое лучшее место. И, вместе с коллегами-мешочниками пристраивался поближе к железным воротам базара, которые открывали в семь часов утра. Ворота открывались — и толпа лавиной врывалась на пространство рынка. А я был молодой, и мне всё это было смешно. Я как-то не думал про деньги, которые мне на этом рынке нужно было заработать, наторговать. Я смотрел на происходящее, как на игру. Все бежали — и я бежал. У меня ноги были длинные, поэтому я легко, даже с мешком огурцов, оказывался впереди всех. Ну, и — кидал его на лучший прилавок: занято! Удавалось такое не всегда. Да и торговля у меня случалась не часто. На продажу мы овощей не выращивали. Только, когда получались «излишки»… Но и тех считанных «сеансов» предпринимательской деятельности, в которых мне довелось участвовать, хватило мне для того, чтобы раз и навсегда для себя уяснить — торговля — не для меня. Для торговли нужен талант, нужны особые люди. И покупатель это чувствует. Он к тебе подходит — и он уже чувствует, что ты — не Продавец. Так — случайный человек. И он проходит мимо, только скользнув по тебе взглядом. И тут не имеют значения цена товара, его качество. Ты — не Продавец. У тебя не купят. Либо, купят в последнюю очередь. Когда уже пойти некуда. Когда купить больше не у кого. И тогда этот покупатель подходит к тебе, с кривой ухмылочкой роется в твоих прекрасных, один-в-один помидорах. Протёртых от пыли перед базаром тряпочкой, уложенных аккуратно в корзину — те, что поплотнее, оранжевые, внизу, а те, что самые спелые, алые — сверху. И вот этот покупатель в них роется. Ты ему уже сказал, что отдаёшь за полцены, что они местные… — Ага, говорит, «местные». Жена у тебя на Кавказе вкалывает, а ты тут три шкуры дерёшь! Спекулянт!!! Потом залазит рукой в самую глубину корзины, достаёт оттуда недоспелый помидор и спрашивает: — Сколько это будет стоить?.. Кавказец? Я брился и переодевался. Я разговаривал с ними на литературном русском языке и на диалектах. Не помогало ничего. Когда женился — пристраивался рядом с тёщей. Она продавала свои восемь корзин помидоров, и одну мою, стоило мне только отойти на минуту. А что случалось, когда нужно было брать весы! Тоже очередь к служащему базара, который выдавал каждому продавцу весы. И — не просто так, а — под залог. Нужно было дать три-пять рублей, или какой-нибудь документ, ценную вещь. Когда я пришёл в первый раз и отстоял очередь, меня базарник спросил про залог. Кто ж его знал!.. Не было у меня ни трёх рублей, ни колечка с бриллиантом, чтобы отдать за весы. А сзади уже очередь начала волноваться. — Уходи! Не задерживай! Порылся по карманам… Комсомольский билет! Протягиваю базарнику — пойдёт? Он с сомнением вертит в руках документ, цвета крови отцов и дедов, которые когда-то нас, кулаков, всех поубивали. Громко вопрошает очередь: — Комсомольский билет — это документ? Очередь не очень дружно подтвердила. Всем хотелось поскорее получить весы и бежать к прилавку. Базарник кинул мою сомнительную ксиву в коробку, на ворох залоговых «трёшек» и «пятёрок». Выдал весы… И вот значит, базар, торговля — всё это осталось у меня в памяти, как не очень хороший сон. Как серия уроков, на которых, как ты ни учил, как ни старался, а приходилось всё время получать двойки. И наступила новая эпоха. Социализм, минуя стадию коммунизма, перешёл к капитализму. Спекуляция, торговля и предпринимательство стали называться одним иностранным словом «бизнес». И многие туда пошли. И купили машины, и построили роскошные дома. И говорили мне: — Пойдём, ведь это так просто! А я знал, что это не просто. Что каждому — своё. Кому-то — торговать. Кому-то лечить людей. А кому-то — писать рассказы и книжки, которые на всей земле с интересом будут читать два-три десятка человек. Но это нужно тоже. У каждого вполне определённое, своё место под звёздами. И к этому месту, к этой крохотной ячейке мироздания жизнь сама направляет нас. Нужно только прислушаться и не стараться печь невкусные пироги, когда до боли, до потери рассудка на обыкновенном заборе хочется нарисовать радугу немыслимой красоты…