Владимир Колковский - В движении вечном

И вот тут…

— Так чем ты туда приехал заниматься? — вдруг неожиданно, на полуслове перебил батька.

Он глядел пристально, криво улыбаясь, слегка прищурив один глаз.

Он глядел как раз тем взглядом, который был очень хорошо знаком Игнату. Он частенько наблюдал этот взгляд на гостевых домашних застольях, но тогда наблюдал этот взгляд только со стороны. Не раз так случалось, что кто-то из гостей рассказывал, а отец вдруг перебивал на полуслове неожиданным вопросом или фразой, и тот час же рассказ гостя начинал видеться совершенно с другой стороны. Вопрос или фраза эти всегда говорились очень коротко, но непременно с точнейшим набором слов, интонацией, мимикой, жестами, неподвластным в данном случае даже гениальному писателю и артисту одновременно. После вопроса или фразы этой за столом неизменно наступала вдруг тишина… а потом — взрыв смеха! — однако смеялись многие, но только не сам рассказчик.

— Так чем ты туда приехал заниматься? — вдруг перебил неожиданно батька восторженный рассказ Игната.

Он глядел так знакомо, пристально, криво улыбаясь, слегка прищурив один глаз.

И после небольшой паузы он продолжил:

— Физикой или… х-х…

Он, конечно же, хотел сказать сейчас очень коротко, на едином дыхании. Но для этого сейчас необходимо было употребить очень грубое слово. Слово хорошо известное, но отец никогда не употреблял таких слов в присутствии домашних. Очевидно, вследствие этого он притормозил, как бы подыскивая, и в итоге сорвалось слово похожее, но куда более мягкое слово:

— Так чем ты туда приехал заниматься? — вдруг перебил неожиданно батька. — Физикой или… х-херней?

И тот час все прояснилось, встало на свои места.

Ошарашенный прямотой внезапного вопроса, Игнат осекся на полуслове. Он замолчал тот час. Он ничего не ответил, он отвел взгляд в сторону. И в тот вечер он больше уже ничего не рассказывал.

Это случилось точь-в-точь, как тогда. Как тогда в раннем отрочестве после больших хоккейных побед, случилось в родном школьном «пазике». После грубоватого учительского «мо-оже…», — эйфория мгновенно рассеялась. В одно мгновение все встало на свои места.

И вновь предстали мечты детские.

Мечты и реальность.

Романтика… какая, к черту романтика?

Открытия… какие, к черту открытия, какие перевороты в науке плюс «что-то такое»… Он шалопай, сачок, двоечник, он «человек безалаберный», он борется не на жизнь, а на смерть со свихнувшейся ведьмой за ее жалкую закорючку, вот! — вот что такое его блистательная победа без восторгов взахлеб.

Он покинул родной поселок на гребне, а оказался на дне, на том самом дне, откуда путь далее лишь в пропасть.

Физическое тело после прекращения воздействия других тел движется свободно, по инерции. Для существенного изменений его движения нужно новое существенное воздействие, иначе говоря, внешний толчок.

Вырвавшись и «победив», Игнат также оказался как бы в свободном полете, по крайней мере, на время каникул. Ведь каникулы для того и предназначены, чтобы забыться, вздохнуть свободно, помочь отвлечься на целых полгода от такого волнующего важнейшего события, каким является в жизни каждого студента каждая очередная сессия.

По дороге в родной поселок Игнат не думал о будущем вовсе. Ведь он уже ощутил себя на все сто в адовой пропасти, как бы пережил в одночасье последствия катастрофические, и вдруг нежданное молниеносное освобождение! Именно, именно это сейчас было настоящее, и это надо было пережить сполна, этим необходимо было насладиться всецело.

А дальше?

А дальше посмотрим.

Тем более, что впереди каких-то завалов дремучих не предвиделось. Экзамен последний, механика зависшая? — но это мелочь, знакомо, да и Валентин Дмитриевич… Дядечка свойский, холява полнейшая, здесь трояк верный. Трояк верный, как минимум, а больше и на фиг? — коли стипендия плакала… А до следующей сессии еще целых полгода.

Такова была в тот момент текущая мысленная цепь рассуждений главного героя. Итак, со всей очевидностью «свободный полет» его продолжился бы и далее. Продолжился бы вроде как по инерции, непредсказуемо. Но уже в первый день каникул… В первый же день каникул состоялся тот самый вечерний субботний разговор.

И это было воздействие.

Воздействие подлинное, воздействие прямое. То воздействие именно, что не просто изменило слегка дальнейшее направление движения, оно перевернуло диаметрально, кругом. Ошарашенный прямотой внезапного вопроса, Игнат осекся на полуслове. Он в тот вечер больше ничего не рассказывал. Реальность по ту сторону победных восторгов охватила мгновенно, поставила мгновенно и с предельной конкретностью перед выбором.