Дима Клейн - Двойник Президента

Андрей прошёл ко входу в «Асторию» и всего за пятнадцать минут, ловко манипулируя удостоверениями ветерана ФСБ, сотрудника мэрии и стодолларовой банкнотой, убедил швейцара пропустить его внтурь. В «Давыдове» очень малый симфонический оркестр на сцене играл блатную «Мурку» по рукописным нотам. В середине неосвещённого зала приплясывали две-три штатных проститутки в обнимку с полупьяными представителями международного валютного фонда. Абдулла Петров сидел за столиком в гордом одиночестве, притаптывая в такт огромными ногами сорок седьмого размера, и не спеша пил водку с содовой из литрового хрустального бокала.

— А, Андрей, физкультпривет! Тебя ещё не замочили? — Абдулла всем корпусом развернулся к вошедшему и протянул Ступину огромную, накачанную утренними двухпудовыми гирями ладонь, размеры которой наводили на мысль о коровьем вымени.

— Здорово, Абдулаша, сам-то как? — Андрей скромно присел на тактично выбранный самый грязный край стола и отрепетированно-несмелым жестом подозвал официанта.

— Ничтёнка! Два лимона зелени в день имею, — выдохнул Абдулла. — Как с зоны откинулся, так теперь совсем кручёным стал. Конкретно фарт попёр. Не поверишь — мочалки сами в штаны ко мне лезут! А ты чё такой голимый? Всё в своем Парижопске судьбу дрочишь?

— Да я больше по мелочам подрабатываю, международными валютными операциями, посредническими корпоративными услугами, сэйлс-менеджментом, то-сё. Короче, как у ваших говорят, Азовский банк катаю.

Абдулла Петров удивленно приподнял левую бровь и опустил свою тяжеленную лапищу Андрею на плечо:

— Да., дела. Вор ворует, а фраер пашет. Тебе же, вроде, положняковая пайка от конторских кентов причитается?

— Спецслужбам сейчас и без меня тяжело. Финансирование урезали, сокращения кругом, в звании месяцами не повышают. Старики сидят по кабинетам, дрожат от страха, до пенсии дожить мечтают. Нынче органы только американской гуманитарной тушёнкой и живы. Короче, как у ваших говорят, наши кенты последний хер без соли доедают, да котлеты из картона покупают.

— Да., дела. Ну, хорош кисляк мандячить, зёма! Поедем, я тебя по-братски с одной чиксой сведу. Она тебе такой массаж ствола заделает! Из пацанов на неё никто ещё ни разу не пожаловался.

— Что ты, Абдулла! Я, всё-таки, немножко, да женат. А жене изменять — это как-то непорядочно. К тому же, я — офицер, хоть и временно на пенсии. Короче, как у ваших говорят, лошадям стыдно будет в глаза смотреть.

— Да., дела. Алё-малё, официант, стакан уже принеси моему братке! Андрюха, я тебе завсегда без базла налью. Ты забздел по жизни маленько, а ведь раньше чуть не в жиганах ходил. Мурку водить не будем, сопли подбери и переходи завтра к нам в бригаду. На оффшорные клиринговые операции. Банк «Ромашка», слыхал?

— Ага, — Андрей по-бабьи всхлипнул и тоненько подвыл для жалости, — спасать меня надо, Абдулаша. А заодно и весь город. Сливочного масла надо срочно полторы сотни тонн. А то люди кругом голодают. Буквально на хлеб мазать нечего. Опять же, меня с работы из мэрии могут попёрнуть. Короче, как у ваших говорят, кругом вилы.

— Да., дела. Не бздюме, поллимона личняковой зелени я тебе подкину. За всю Россию на жопу не забожусь, но город мы подкормим. Мы ж здесь почти как местные, нам не в падлу общаковый чифирбак долить. А теперь поехали на хату, сеансы посечём, в стос шпильнем. Я за тебя мал-мала поставлю.

— Хорошо, Абдулла. Ты же видишь, мне деваться некуда. Только и осталось что в «Ромашку». Короче, как у ваших говорят, олень боится загона, а вор боится закона.

— Да., дела. Ты только там оборотку не давай, когда тебя наши шпанюки идейные с особой нежностью парафинить будут. В куток забейся и ветошью прикинься. Понял, брателло? Ну, за тех, кто в морге!

Друзья чокнулись хрустальными бокалами с водкой «Русский Стандарт», встали из-за стола и картинно, по-белогвардейски, обнялись.

Потому что офицер офицеру — друг, товарищ и брат.

Фёдор Ступин безденежно и безнадежно избегал женщин. Он испытывал перед ними своего рода священную робость, почти как покойный Николай Васильевич Гоголь. Женщины эту робость моментально обнаруживали своим шестым чувством и уходили от Фёдора к весёлым, незакомплексованным коммерческим директорам преуспевающих малых предприятий. Поэтому, любовь в целом и секс в частности занимали ничтожно малое место в жизни младшего научного сотрудника Ступина. Прилежно и неторопливо работая в полусекретном Центре нетрадицонных технологий, Фёдор Андреевич смирился со своей судьбой и не ожидал от своей личной жизни многого. Листая на работе многотомные технические отчеты, а дома — переводные фолианты по классической метафизике и экзистенциализму, он иногда чувствовал себя счастливым, умиротворенным и самодостаточным. При полном отсутствии любви и ласки.