Римма Глебова - Хроники Любви

Рыбкой он называет всякую понравившуюся ему девушку. Или еще «цветочком». А нравятся ему все. Правда, по очереди. Но они почему-то не ссорятся из-за его переменного внимания, обожают все как одна, начиная от секретарши Бусечки и кончая главной бухгалтершей, интеллигентно стареющей, но еще не старой Эвелиной. Весь коллектив был — раньше, до нового сотрудника — чисто женский, и вдруг сюда попал этот… Да что в нем такого, чтобы обожать? Смазливое лицо, кудри, старательно уложенные (с сеточкой на голове наверно, спит), большой рот, улыбающийся без повода и показывающий всем ровные зубы. Кажется, не всегда они были столь ровными, имплантанты небось поставил. Он же себя любит, холит, это же написано на нем. Себя любит, не их. А они, глупые, бегают за ним, чтобы улыбнулся и рыбкой назвал. За полгода он всех незамужних совратил — всех троих! — ну, не буквально, хотя вообще-то доподлинно не известно, и даже, по слухам, влюбил в себя одну замужнюю и детную — статистика Беллу.

Слухи приносит секретарша Бусечка, но она порой приврет и приукрасит, но зерно правды в ее донесениях откопать можно, если хочется. У самой Бусечки есть жених, но данный факт не мешает ей обожать Савву, Савика — так они все его называют. Но как смеет он ухаживать еще и за ней, Флорой, своей начальницей! Уже неделю как начал приударять, тщится, тщится, да не в шутку, какие тут шутки, комплимент вчера утром отвалил, а в конце дня подошел и так близко наклонился к ее плечу над бумагами, что она почувствовала душно-сладкий запах парфюма, и тихо говорил еще что-то, Флора и не разобрала — что, какие слова — всё по тону ясно было, по выражению на лице и улыбочке, когда она с негодованием глянула ему в лицо, и как глянула! — он даже отшатнулся. Не ожидал, видно, такого оборота. А чего он ожидал? Ответного благодарного хихиканья, а потом ответной любви? Как будто он что-нибудь понимает в любви. Люди ведь не меняются. Одни и те же стремления к удовольствиям, один и тот же парфюм… Ну подожди, я тебе устрою веселую жизнь…

«Девочки, кого я вчера видела… и где, не поверите. Иду я по улице, мимо молочного кафе, потом мимо ювелирного, ну знаете, где на витрине большие часы с блестящим маятником… И вдруг из каких-то дверей выскакивает наш Савва, и озирается так, будто боится, что его заметят… Ха-ха, нет, не ограбил он ювелирный, он вышел из другой двери… Какой-какой, сейчас всё узнаете. Я специально посмотрела на вывеску возле той двери, думаю, чего это он боится… Там было написано: «Венерологический диспансер»! Наш Савва там лечится! Я думаю, что не от насморка… Нет, он меня не заметил, я уверена в этом».

Да, растерянный мужчина похож на побитую собаку. Которая не понимает, за что ее побили. Вроде ничего такого не сделала, никого не покусала, и не нагадила в неположенном месте. А никто не любит, никто не дружит, мало того — все шарахаются, стоит приблизиться. А ты что хотел? По заслугами и воздается. И еще воздастся.

* * *

Флора была счастлива. Она бросилась на кровать прямо поверх шелкового зеленого покрывала и каталась, хохотала, даже взвизгивала от восторга. Неужели это было? Неужели и вправду она дала ему пощечину? Он пригласил в ресторан (посмел!!), а она его, на виду у всех, по лицу! По морде, по морде! Эх, жаль, что только один раз. Надо было два, три, пять раз, отхлестать бы… На колено руку положил, сволочь. Решил, что раз пошла в ресторан, то и всё. Ага, она нарядилась по высшему классу, как на подиум, и даже не опоздала, и вина с удовольствием выпила. И всё ждала, вот-вот он начнет знаки внимания оказывать, понятно, какие… он и начал. Да много не успел. Ах, как жалко его, ах, как жалко, пощечина такой громкой была, что все уставились на него, на его багровую сладкую физиономию. А она торжественно, как и вправду по подиуму, прошла к выходу. Превосходно, замечательно.

Но разве это месть — пощечина? Слабая тень мести. И мгновенно разнесшийся слух о дурной болезни — тоже только тень, маленькое пятно. Он отмоется. И про пощечину забудет. Как забыл ее, Флору, «цветочек», который, сразу, не раздумывая, сорвал и растоптал. И мгновенно позабыл. Очередной «цветочек», очередная «рыбка». Она бы тоже забыла, если бы смогла.

Флора плакала, вытирая лицо шелковым покрывалом, слезы в него не впитывались, только расползались мокрыми пятнами. Если бы он только знал, если бы знал… но разве это что-нибудь бы изменило… Не войдешь снова в ту комнату, и не оттолкнешь его, как не оттолкнула тогда, опьяненная шампанским и влекомая настойчиво сильной и ласковой рукой на широкую чужую кровать, и слышала, как издалека, гул продолжающейся вечеринки за стеной, и смех подружки-именинницы, которая потом сказала, что даже в стенку им стучала, чтобы Флора вышла оттуда…