Александр Егоров - Колеса фортуны

А ведь Шерифу по праву рождения не довелось изучать общехристианский устав.

И вот теперь наш Шериф, крепко побитый и счастливо спасенный, сидел вместе с нами в автобусе и был темнее тучи.

— Шериф, ты чего такой? — наконец повернулся к нему Макс.

— Не спрашивай, — ответил Шериф. — Можно не спрашивать?

— Да почему же? Мы же видим, ты сам не свой. Может, тебе пива выпить?

— Нет, — сказал Шериф. — Пива я точно не хочу.

Тогда отчего-то загрустил и Макс. Краем глаза я видел, как он, не моргая, вглядывается вдаль, потом опускает свои светлые ресницы и снова смотрит — и о чем-то мучительно думает. Дорого бы я дал, чтобы узнать, о чем.

Документ3. Максимализм(фрагмент, присоединенный позже неизвестным пользователем)

Дорога среди полей.

Рядом — девушка, которая тебя любит. Белокурые волосы треплет ветер. Ты можешь дотронуться до ее плеча, и она не исчезнет. Удивительно.

Жаль, что я знаю: всё это мне кажется.

Мои друзья думают, я счастлив. Ну что, кажется, я ни разу их не разочаровал.

Когда я был младше, мне казалось, что на свете нет ничего лучше дороги. А еще я думал: стоит только сесть за руль, и дорога сама уведет меня подальше от дома, прочь от родных помоек, поможет забыть о том, что всё в этом гребаном мире давно уже решено за меня; но стоило на миг потерять бдительность, как судьба надвигалась на меня, слепая, как поезд, идущий задним ходом — и моя дорога могла окончиться, не начавшись.

Я и сейчас вижу всё это в красках: дальние пути сортировочной станции, кучи сырого угля, ржавые зеленые вагоны с разбитыми стеклами, жуткие нефтеналивные цистерны, все в потеках мазута. Мы прыгаем по скользким вонючим шпалам, пролезаем между вагонами, прячемся от здоровенного мужика в оранжевом жилете. Шумит дизелем невидимый локомотив, состав медленно приближается, и я уже вижу, что дверь на торце вагона приоткрыта, а за ней — черная пустота. Я до сих пор не понимаю, что случилось потом. Только помню, как Пит вытолкнул меня с путей и скатился с насыпи сам. Лязгнули сцепки, дверь распахнулась, потом со стуком захлопнулась. Мы оба чуть не померли со страху, глядя, как под вагонами прогибаются рельсы, а огромные колеса с грохотом катятся по тому самому месту, где мы стояли мгновение назад. Мужик в жилете что-то кричит нам, машет руками, тепловоз оглушительно свистит.

Нам было лет по двенадцать.

Теперь мне говорят: вот, Максим, ты вырос, твердо встал на ноги. Всё это херня. Чем больше ты взрослеешь, тем больше у тебя дрожат коленки. Вот он, поезд, а спрыгнуть с насыпи ты не можешь. Тебя размажет по рельсам, как больную крысу, и никто этого даже не заметит. Да и сам ты не заметишь.

А я… я-то замечал.

Я чувствовал, как медленно и буднично эти колеса наезжают на меня. В утренних ссорах родителей. В жужжании ламп дневного света в школьных классах. В очередях в буфет. В записках от некрасивых девчонок. В первой бутылке сушняка. В последней поездке на нашу убогую дачу, когда я сказал, что с этим покончено, хотя сам же понимал, что это звучит позорно и по-идиотски. В моей чертовой гитаре, на которой я так и не научился толком играть. Тень наползала на меня, вагонная дверь лязгала, и я снова и снова просыпался от ужаса. А самое главное — я боялся об этом рассказать даже своему лучшему другу.

Никому вообще.

Помню эту нашу экскурсию со всем классом в Питер — оказывается, в стеклянном колпаке над нашим городом все же была трещина. Помню свой восторг от того, как быстро автобус летел по трассе (мы потихоньку передавали друг другу фляжку с коньяком, и вскоре всё вокруг стало казаться необычайно смешным: и опрокинутая фура с пивом, которое разлилось по обочине, и ее водитель в свитере, что глянул на нас с ненавистью, и сама эта ненависть).

Ненависть. Вот наше будущее. Я ненавижу это будущее.

Всего неделю назад менты разбили мне морду. Моя кровь осталась на капоте нашего автобуса. Кровью можно нарисовать на нем красный крест. Крест в память о моем долбаном детстве.

Я ненавижу себя. Пит, прости, но я-то всегда знал, что наши дороги когда-нибудь разойдутся. И еще я знал, что никакие деньги не принесут мне счастья. Просто моя мечта оказалась глупостью, как и все остальное. Как и вся жизнь.

Иногда мне снилось: за дверью вагона кто-то стоял, смотрел на меня и захлопывал дверь за мгновение до того, как я просыпался.

Эпизод33. В Хворостове трасса упиралась в море. По крайней мере, так было нарисовано на карте. Это означало, что наши дорожные приключения подходят к концу. Если только мой изобретательный отец не приготовил морскую прогулку в качестве бонус-игры.