Вернер Гайдучек - Современная повесть ГДР

Мельхозе раскрыл классный журнал и сказал:

— Хабенихт, я ставлю тебе круглую пятерку.

Садясь на свое место, я локтем пихнул Аню в бок.

— А ты пойдешь? — спросил я. Она протянула мне довольно липкую тянучку, которую я тут же приклеил под сиденье.

— Я покажу тебе в галерее картину «На сенокосе», — прошептал я. — Там нарисованы две лошади, которым уже триста лет. Они здорово похожи на Макса и Лизу, на лошадей моего дедушки.

Голландцы любили рисовать картины тех мест, где собиралось много народа: катание на коньках, танцы, свадьба или пирушка. У нас, по-моему, больше всего народа бывает в универсаме. Люди так и снуют взад и вперед с продуктовыми тележками и выбирают что-нибудь для приготовления пищи. Эти продукты подошли бы и для натюрморта, например битая птица, кролики, карпы. Правда, омаров в продаже не бывает, зато есть фрукты, овощи и множество разных бутылок. Люди здороваются кивком головы или болтают друг с другом. Особенно много народа бывает в отделе моего отца, хотя об этом никто еще не нарисовал ни одной картины.

Отец съездил в Хоэнцедлиц из-за того письма, которое его так напугало. Когда вечером он вернулся домой, я не заметил на нем ни синяков, ни шрамов, хотя выглядел он совсем разбитым. Тогда я не знал, что он ездил в суд для развода.

Бабушка поставила перед ним тарелку с едой и погладила взрослого сына по голове, словно он был маленьким. Она молчала, такое с ней бывает только во сне. Зато дедушка говорил без умолку. Мне показалось, что язык его заплетается. Видно, ликер «Монастырский брат» помогал ему не только при пищеварении. Бабушке дедушкина болтовня не нравилась.

— Эх, дед, дед, — мрачно приговаривала она.

Дедушку так угнетало нанесенное водителем тягача оскорбление, что ему было не до отца со всеми его проблемами.

— Сорок лет работаю в лесничестве, — причитал он. — Еще мальчишкой сажал эти деревца, растил их собственными руками, старался, чтобы лошади не помяли. Они росли у меня на глазах, я так им радовался. Мой лес — дело моих рук. Я вложил в него всю душу, можно сказать, целую жизнь. И тут появляется какой-то тип, для которого все нипочем, для которого мой лес просто свалка. И еще унижает меня, обзывает старпером.

— Пойди и пожалуйся, — посоветовала бабушка и, отобрав у него бутылку, тут же налила себе стопку, чтобы запить и свое горе.

— Ерунда, — ответил дедушка, размахивая в воздухе руками. — Ерунда все это. Я знаю, сколько пройдет, пока отреагируют на эту жалобу. По крайней мере дней четырнадцать. А знаешь, что может произойти за это время? Свалка будет расти. Так бывает всегда. Завтра кто-нибудь рядом с покрышкой бросит пластмассовое ведро, послезавтра — прохудившийся бачок. За четырнадцать дней там вырастет отвратительная свалка, и это на месте, где когда-то цвел дрок!

— Не расстраивайся так из-за всякой мелочи, — успокаивала его бабушка. — Через три года тебе на пенсию. Подумай об этом.

— Да, — сказал дедушка. — Именно потому, что большинство так думает, кругом и валяется столько дерьма. — Он громко икнул.

Я вспомнил, как мать изгоняла из меня икоту, и стал вертеть в руках нож, пока он не заблестел у меня в глазах.

— Кто-то тебя вспоминает — задержи дыхание.

— Ерунда все это, — рявкнул дедушка и смел рукой нож со стола. По-моему, он был пьян.

— Я тебя понимаю, отец, — сказал мой родитель. — Речь идет о твоем лесе и о твоей чести. И то и другое — не мелочь. За это стоит и побороться. Мы с Раулем тебе поможем, в беде не оставим. Но сначала давай-ка мы поможем тебе добраться до постели.

Мы обступили дедушку с двух сторон, он ухватился за наши плечи, и мы таким образом оттащили его от стола. Это было как раз вовремя, поскольку он уже начал петь неприличные песни.

Я был ужасно горд за отца: ведь он решил бороться и отомстить за нанесенное дедушке оскорбление.

Я слышал о кровной мести и подумал о ней на следующее утро, когда садился на заднее сиденье отцовского мотоцикла. Мы отправились на базу кооператива мамаши Грюн. База находилась в крестьянском доме, утопающем в тени большой белой акации, рядом стоял уцелевший еще со старых времен сарай. Вокруг под открытым небом располагалось множество машин, молотилок и прочей техники, и это напоминало промышленную выставку, только техника была немного поржавев.

Трактористы и механизаторы сидели кто на крыльце возле дома, кто на ящиках и ящичках, они курили и о чем-то спорили: у них как раз был перерыв. Человека, нанесшего дедушке оскорбление, среди них не было.