Вернер Гайдучек - Современная повесть ГДР

Когда случилась эта трагедия с противотанковой миной, чего я никак не желала Кароле, плакать я все равно не могла и была уверена, что Герд теперь придет ко мне. Жажда обладать им рисовала в моем воображении самые вожделенные картины. Однако после похорон Каролы Герд мог целыми днями не проронить ни единого слова. И вдруг — о боже! — я увидела, что они прогуливаются вдвоем с Кариной, взявшись за руки. Самообладание покинуло меня, я была готова добровольно попасть к нему в «замок», лишь бы он остался со мной. Но он уже принадлежал Карине — весь, без остатка.

Все вечера я проводила теперь на крыше, откуда наблюдала, как они целовались в кустах терновника. Поведение нашей предводительницы казалось мне подлым предательством, и я пробовала подбить мальчишек взбунтоваться против нее. Когда я заговорила об этом с Дитером, тот лишь ухмыльнулся: если тебе так хочется, приходи ко мне…

В ночь отъезда Карины в окружную школу молодежного актива я забралась в сарай и была немой свидетельницей того, что происходило между ними. Мне хотелось умереть, но я знала, что это их последняя ночь — Карина уедет, а я останусь.

Утром мы проводили ее на вокзал. Мы клялись друг другу никогда не забывать того, что связывало нас все эти годы. У меня не выходила из головы ночная сцена в сарае, но я не обмолвилась об этом ни словом. На прощанье мы с Кариной обнялись и расцеловались. В тот же вечер Герд сделал из меня женщину. На том самом месте, где провел последнюю ночь с Кариной. Большего удовлетворения в нашей последующей жизни с Гердом я уже никогда не испытывала.

Разжечь бы печку…

Лезвие ножа легко отсекает щепку за щепкой — для растопки. Кухня пропитывается смолистым ароматом.

В глазах у меня — упругие икры Анны, мелькающие под задравшейся юбкой. Ее голые ноги хлюпают по мокрой траве луговины. Они имитируют бегство, хотя напряженная спина и приподнятые плечи выдают ожидание момента, когда я ее настигну. И она легко отдается во власть моих рук. Я обхватываю ее сзади, чувствую, как под пальцами твердеют ее груди, кладу руки ей на затылок. «Замок» защелкивается! Анна прижимается ко мне своим плотным телом. Разбуженная плоть. Детская игра… Она соблазняла меня с какой-то ненасытностью.

— Дай, пожалуйста, прикурить!

Анна, закутанная в кофту и шарф, протягивает мне спичечный коробок. Испуганно вздрагивает, когда наши руки на мгновение соприкасаются. Коробок падает на пол. Из распахнутой печной дверцы веет холодом.

…Да, мы больше не те, какими были когда-то. Вокруг нас кружат обрывки воспоминаний, которые ничто уже не сможет связать воедино.

Порой у меня закрадывается подозрение, что никаких историй, которыми было отмечено наше детство, вовсе не существовало. Просто мы сами возвели в своем воображении эти конструкции прошлого, чтобы заполнить ими пустоты настоящего.

Взрослея и разъезжаясь в разные стороны, мы обещали друг другу постоянно давать о себе знать. Когда поезд, в котором я покидал родные места, тронулся, у меня заныло сердце — я готов был выпрыгнуть из вагона, чтобы остаться… Но жизнь есть жизнь. Хеннер вскоре женился, Анна и Герд начали жить вместе.

В сущности, я никогда не любил писать писем. Став студентами, мы время от времени еще обменивались открытками, да и то обычно во время каникул. Что касается Феликса, то он вообще бесследно исчез. Как это случилось, для меня до сих пор остается загадкой. От Карины приходили иногда новогодние открытки с напечатанными типографским шрифтом стандартными поздравлениями, потом и они прекратились. До нас дошли слухи о ее продвижении в высокие сферы.

Ну а с тех пор, как я начал преподавать в институте, я полностью утратил связь со всеми членами нашей компании. Честно признаться, при не столь гигантских размерах нашего государства умудриться потерять связь с друзьями не так-то просто. К тому же в последнее время годы, проведенные в усадьбе Фронхаг, как бы вновь приблизились, опять обрели значимость. Они для меня как источник питания, от которого я могу подзаряжать аккумулятор своей душевной энергии. Разве понять это Марге, выросшей в скучном однообразии детской!

И вдруг — это приглашение. Я не имел ни малейшего понятия, как складывалась все эти годы жизнь Герда. Насколько мне было известно, он работал где-то в газете и, в общем-то, процветал. Если бы мне сказали, как все обстояло на самом деле, кто знает, решился ли бы я на эту встречу.