Вернер Гайдучек - Современная повесть ГДР

Маша промолчала, и Ганс от этого еще пуще завелся.

— Человек выстроил себе дом, человек вошел в окружную инспекцию и еще в десять других комиссий. Еще не было случая, чтоб на комбинат приехал министр и не пожелал ознакомиться с его заводом. Уж не думаешь ли ты…

И тут Маша поглядела на него, правый глаз у нее чуть косил, улыбнулась и сказала:

— Мастер Антон.

Сказала и попала в точку. Она знала, что нельзя уязвить брата больней, чем намекнув на его мещанскую ограниченность. «Мария Магдалина» Геббеля: «падшая девушка» и «добродетельный» мастер Антон. Маша не много запомнила из школьных уроков литературы, а это запомнила. Может, она несправедлива по отношению к Гансу, но она и не хотела сейчас быть справедливой и уравновешенной. «Взгляни на дело объективно. Уж не думаешь ли ты…» А она вот решилась, и она думала, господи, она именно что думала.

Больше Гансу с Машей говорить было не о чем. Каждый молча допил свое пиво. Когда Ганс уже уехал домой, ему снова припомнились эти трижды проклятые слова: «Теперь, когда не стало отца…» И он подумал, что готов сжечь за собой все мосты. Стать корреспондентом в Швеции или где-нибудь еще. Ему было все равно. Только бы вырваться отсюда, только бы вырваться…

Неожиданную страсть Элизабет к путешествиям Раймельт воспринял как дурацкую прихоть. Но дал ей на дорогу все рекомендации, какие только мог: Дворец республики, смена караула, купол телебашни. Элизабет улыбнулась, видя такое рвение, и пообещала все учесть.

Накануне отъезда она легла рано, но уснуть не могла и окончательно поднялась среди ночи. Она выпила кофе, поделала кое-что по дот, а потом вдруг выяснилось, что времени у нее в обрез. Боясь опоздать на поезд, она часть пути пробежала бегом, вспотела, остановилась, перевела дух. Совсем баба спятила, подумала она про себя. Было холодно, ясный месяц сиял на небе.

Элизабет Бош договорилась с Якобом на одиннадцать, в Оперном кафе. Место встречи выбирала она. Кафе было ей знакомо после автобусной экскурсии, которую организовал их кооператив. Ален был готов приехать и в деревню, но ее это не устраивало. Дети, и люди, и пересуды — тогда уж лучше Берлин. Не обязательно докладывать всем и каждому, что с тобой произошло. А к тому же ничего и не произошло. Гамбуржец ей написал — она ответила. Потом он подарил ей цепочку и жакет из исландской шерсти. Она прожила бы и без этих подарков, но приятно было сознавать, что где-то есть человек, который думает о ней, пишет ей письма и подарил цепочку. Все равно скоро это кончится. Он там, она здесь — не наездишься. Она невольно улыбнулась, вспомнив, какие он подбирает слова для своих писем:

«От новой встречи я стал бы очень счастливым».

«Я хочу, чтоб у тебя все всегда было хорошо».

Чудной он… Чайки бывают и черные, бывают красные и синие, а бывают большие, как канюк. Потом он поднимает руку, словно хочет показать, какое море большое, и при этом она замечает, что у него не хватает двух пальцев, ящик сорвался и придавил, как он ей позже объяснит.

Элизабет помешкала еще час. Она не желала появляться в кафе раньше условленного срока, а уж тем более — раньше, чем Якоб. Не то он еще подумает, что она из тех, кому невтерпеж. Она пробежалась вверх по улице, вниз по улице, потом проделала тот же путь вторично, а там и время подошло.

Якоб Ален опять видел один и тот же сон: на него падает облако и ему нечем дышать. Это знамение являлось ему всякий раз, когда запаздывал ответ из деревни.

Теперь он сидел в Оперном кафе и вытирал потные руки о штаны. Он выбрал особняком стоящий столик в оконной нише. А брату перед уходом соврал, все равно как Элизабет Бош — бургомистру.

«Чего тебе там понадобилось?»

«Вообще-то ничего. Просто так. Американцы едут, французы едут, а чем я хуже?»

Брат Алена торговал автопокрышками, вел и другие дела. Сразу после смерти Греты он предложил Якобу съезжаться с ним. Участок на берегу Эльбы может принести изрядную сумму, а потом он сумеет вложить деньги так, чтобы сумма эта за короткое время утроилась. Но Якоб ему ответил: «Старые деревья не пересаживают», и брат не стал настаивать.

Из дому Якоб вышел загодя, потому что не хотел опаздывать и боялся застрять на пограничном контроле. Объяснение о целях визита он на всякий случай заготовил: новые районы города, советский мемориал, музей Пергамон. Но пограничник только и поглядел что на визу. А когда Якоб спросил, не знают ли они, где находится Оперное кафе, пограничник ответил: «Где ж ему быть? Возле Оперы». И то сказать, вопрос был глупый. Но дорогу он нашел сам, и очень быстро.