Ким Стрикленд - Клуб желаний

И тут снова зажегся свет.

Смех замер. На полпути застыли стаканы в руках, на лицах отразился ужас.

— Боже мой! О господи! — Линдси так и запрыгала. — Вы видели? Видели?

— Ты впрямь веришь, что мы имеем к этому отношение? — Гейл уставилась на Линдси.

— И дождь кончился! — Мара уже вертелась у окна. Отдернула штору, чтоб все видели, и повернулась к ним: — Нет дождя!

— Вот это да! С ума сойти! Получилось! У нас получилось! — Линдси захлебывалась от восторга.

— На небе ни облачка. — Словно не веря глазам, Мара опять выглянула в окно.

— Я вас умоляю! Простое совпадение. — Джил небрежным жестом попыталась отмахнуться от безумной идеи.

— Совпадение? Как бы не так! — немедленно оскорбилась Линдси. — И свет включился, и дождь кончился сразу после нашего заклинания. По-твоему, это совпадение? Ничего подобного! И свечу тоже мы загасили. Я точно знаю. Никакое это не совпадение. И ничем другим этого не объяснить!

— Разве что сменой атмосферных фронтов. — Гейл припала к бокалу.

Джил ухмыльнулась, вспомнив насмешливое замечание Гейл. Ей нравилась Гейл. И чем дальше, тем больше, особенно с тех пор как та вместе с Джил выступила против колдовства. Джил окинула взглядом городские огни и еще разок затянулась. Выпустила изо рта огромное облако — не столько дыма, сколько пара (морозец!), ткнула недокуренную сигарету в балконную пепельницу (не так чтобы слишком полную) и направилась в дом.

В квартире воняло. Гадостно. Чем-то горелым. Джил проворно пересмотрела свечи. Нет, здесь все в порядке, дыма нет. Откуда же так омерзительно несет гарью? Матерь божья, духовка! Едва Джил приоткрыла дверцу, как в лицо пыхнуло дымом, а в нос ударил запах подгоревшего сыра; разило как в дешевой забегаловке.

— Черт бы тебя побрал, Лома! Ты хоть когда-нибудь заглядываешь сюда с тряпкой?

Сыр, некогда стекший с пиццы, спекся в черную дымящуюся корку на дне духовки. Пользоваться ею теперь, разумеется, невозможно. Джил захлопнула дверцу и выключила плиту. Настежь распахнула окна (может, успеет проветриться?), взяла противень и все до единой тарталетки счистила в мусорное ведро. А сверху напихала бумажных полотенец. Вроде как никаких тарталеток и не было. Впредь тебе наука: будешь знать, как всуе поминать имя Марты Стюарт.

Джил закурила еще одну сигарету (теперь уж все равно) и присела на высокий табурет у стойки. Именно так — закинув ногу на ногу, попыхивая сигаретой, потягивая мартини — она сиживала, бывало, в клубах, поджидая, когда кто-нибудь начнет приставать, чтобы потом отбрить наглеца.

Под руку подвернулась книга, назначенная к сегодняшнему обсуждению, — «Поймет лишь одинокий» (она сама и предложила). С сигаретой в руке Джил рассеянно листала страницы, пока не добралась до портрета писательницы на суперобложке. С фотографии улыбалась идеально причесанная, отменно отретушированная авторша. «Что она себе воображает? Каждый может накропать идиотскую книженцию про одиноких горемык. Каждый!» Джил в последний раз затянулась и захлопнула книгу.

Встала и принялась закрывать окна. Высоты она не боялась, но, когда от падения с тридцатого этажа защищает лишь хрупкая прозрачная преграда, мир перед глазами начинает плыть и кружиться. Зато достаточно одного взгляда на нечто незыблемое — на горизонт, на диван — и кружение останавливается, возвращается уверенность. Любопытная, но, надо полагать, нормальная реакция. Человек не создан, чтобы жить на такой высоте.

После непродолжительной, но упорной борьбы Клаудия совладала с массивной застекленной дверью в дом, где обитала Джил, и предстала перед швейцаром. С невозмутимым видом восседая за конторкой красного дерева, тот бесцеремонно, как сочла Клаудия, оглядел ее с головы до ног и, поглаживая усы, углубился в бумаги.

«Что за высокомерие, — подумала Клаудия, — не сознает иронии собственного положения, а гонору-то!»

— Мисс Требелмейер вас ожидает. — Не скрывая удивления, швейцар кивнул на лифт.

— Благодарю. — Клаудия попыталась гордо вскинуть голову — дескать, разумеется, мисс Требелмейер меня ожидает! — но добилась лишь того, что очки сползли на кончик носа.

Лифт вознесся на такую высоту и с такой скоростью, что у Клаудии заложило уши. В самой квартире ее поразили две вещи: изумительный вид на город и нестерпимая вонь подгоревшего сыра.

Обстановка квартиры неброская, словно призвана служить лишь рамой для чудесного вида, — белая мебель, белые статуэтки. По всей видимости, очень дорогие. Клаудия торопливо скользнула на кухню и налила себе вина. Вот беда, опять она последняя.