Борис Палант - Дура LEX

— А где наши мужья? — спросила Верка.

— Согласно легенде, ваши мужья прячутся. Они боятся расправы и прячутся в далеких селах, затерянных в Карпатских горах.

Верка и Зинка решили не оставаться в Орегоне. Авиабилет до Нью-Йорка стоил двести пятьдесят долларов, и эти деньги, и даже больше, были заработаны на уборке портлендских офисов (спасибо Милане) всего за неделю.

Как сказал Марк Лифшиц, если иммиграционная служба не вызывает на интервью в течение ста восьмидесяти дней после подачи заявления о политическом убежище, то она обязана выдать временное право на работу. Очевидно, портлендский иммиграционный офис работал медленно, потому что никакого вызова на интервью ни Зинка, ни Верка не получали. Как и обещал адвокат Лифшиц, Зинке и Верке было предоставлено временное право на работу, а на его основании номера социального страхования.

Но девушки конечно же не стали дожидаться официального права на работу. Они обошли десятки офисов в Бруклине, предлагая уборку, — благо почти все офисы принадлежали русскоязычным иммигрантам. Через неделю усиленного маркетинга обе были загружены работой по горло. Предприимчивая Верка даже нашла двух нелегалок из Узбекистана и начала их потихоньку эксплуатировать, получая от клиентов за уборку десять долларов в час и платя узбечкам по семь долларов.

Съехав от тети Муси, Зинка и Верка сняли приличную студию в районе Бенсонхерста, сначала одну на двоих, а потом Верка сняла роскошную квартиру с одной спальней почти за полторы тысячи долларов в месяц. Штат ее работников увеличился до шести, и при этом она сама не гнушалась убирать, предпочитая адвокатские офисы и страховые компании и отдавая узбечкам медицинские офисы и зубоврачебные кабинеты.

Одна узбечка попыталась украсть у Верки клиента, предложив доктору Мардеру убирать его кабинеты за девять долларов в час. Об этом Верке сообщила секретарша Мардера Анечка, которой Верка в свое время подарила бутылку коньяка и коробку итальянских конфет. Когда в пятницу узбечка пришла к Верке за деньгами за отработанную неделю, Верка сказала:

— Ты за неделю наработала двадцать пять часов, и я должна тебе сто семьдесят пять долларов. Денег этих ты не получишь, за то что хотела перехватить доктора Мардера. Это будет штраф за твое скотство. На уборках ты работать в Бруклине больше не будешь, все уже знают, что тебе доверять нельзя: сегодня клиента хочешь украсть — завтра из офисов шприцы и лекарства тянуть начнешь.

Узбечка выругала Верку страшно, по-своему, и ушла. Очевидно, она что-то сказала своим подругам, потому что на следующий день они все объявили, что больше с Веркой не работают. Чтобы не потерять клиентов, Верка работала в течение двух недель каждую ночь до четырех часов утра. Вместе с ней работала и Зинка. Через две недели штат пополнился новыми девушками, только что приехавшими из разных уголков бывшего Советского Союза.

Руки Верки и Зинки стали большими и грубыми. Хоть они убирали в перчатках, химикалии все равно попадали на кожу, оставляя волдыри и трещинки. Зато наладился ровный, солидный поток долларов в Иршаву и Ивано-Франковск. Дочки Верки и Зинки купили компьютеры и хорошие мобильные телефоны, оделись не с барахолки, а в красивые дизайнерские вещи. И себе Верка и Зинка в маленьких удовольствиях тоже не отказывали — у каждой появился телевизор, компьютер, дисковый плеер и одежда из фирменных магазинов, купленная, правда, у местного ворья.

В любой нелегальной общине (а нелегалы между собой общаются, отсюда и община) можно найти много полезных людей — здесь есть механики, компьютерщики, дантисты, парикмахеры и — ничего тут страшного — воры.

Община — это не клуб, и собираются нелегалы не по пятницам, а когда угодно и где угодно. Если чего надо, скажи своей маникюрше, а та дальше по цепочке передаст — гляди, через пару дней тебе уже и мобильник новый несут за полцены или шубу, которая, как говорят в Америке, с грузовика упала. Тебе и зуб больной выдерут, причем под наркозом, и делать это будет не кто-нибудь, а Володя — питерский дантист с десятилетним стажем. Многие лицензированные дантисты к Володе за советом ходят, но в Америке важны не знания и умения, а лицензия, поэтому дантисты — уважаемые люди, а Володя никто. Но это в Америке Володя никто, а в общине нелегалов Володя большой человек, потому что он ставит пломбы лучше и в три раза дешевле, чем лицензированные зазнайки.

А стрижется Володя у Кости — лучшего парикмахера Запорожья, который в 2002 году стриг серебряную призершу конкурса «Мисс Запорожье», а еще раньше, при советской власти, стриг директора запорожского рынка, которого потом посадили на десять лет. Костин гастрит поддерживает, то есть не дает ему развиваться, гастроэнтеролог Матвей Леонидович, который стал нелегалом по глупости своей жены Иды, но это долгая история, и к тому же Матвей Леонидович уже давно простил Иду, и теперь они вместе ждут амнистии, которая, как говорил один известный адвокат, в этом году может и не состояться.