Холдор Вулкан - Жаворонки поют над полем

— О, кажется ваша магия воздействовала на природу, Самоварич! — сказал Поэт Подсудимов с опаской глядя в небо, почерневшее от туч.

Тут над его головой разразился такой гром, что он невольно подумал, не ходят ли по потолку мира особо опасные террористы, взрывая бомбы с тротиловым эквивалентом в сорок тысяч тонн, начиненные гвоздями, болтами и шариками от подшипников. Потом последовало зловещее сверкание молнии, глядя на которую главный герой нашего романа чуть не ослеп. Хотя он не очень-то веровал в бога, но тут его губы автоматически начали шептать молитвы, о том, чтобы Бог спас его от этого природного бедствия. От этой стихии, которая вызывает у человека контузию и сводит его с ума оглушительным раскатами грома и ослепляя молнией глаза, может сразить и обуглить его как дерево на высокой скале.

Когда с силой начали падать крупные капли дождя, Поэт Подсудимов убедился в сверхестственной магической способности Санатория Самоваровича и с восхищением произнес:

— Вот это даааа! Ну, Самоварич, Вы — великий чародей нашей эпохи! Свершилось великое чудо! Вы своим умением установили контроль над матушкой природой! Покорили небо! Дождь идет! Спасибо вам, Самоварич, от имени тружеников колхоза Яккатут и от имени растений и деревьев нашего округа, которые увядали от жажды!

Ха — ха-ха-ха-хаааааа! — радостно смеялся он, освещаясь в свете молнии, словно статуя отлитая из бронзы великим узбекским скульптором Равшаном Миртаджиевым.

— Да не за что, Подсудимич! Всегда к Вашим услугам! — ответил Санаторий Самоварович громко, перекрикивая шум дождя и грома.

К этому времени дождь превратился в ливень! Поэту Подсудимову казалось, что в небе прорвалась дамба. Потому что ливень лил как из ведра с шумом легендарного гигантского канадского водопада Ниагара.

Спустя некоторое время от ливневой стены стало невозможно разглядеть не то, что хлопковые поля, но и близлежащие деревья. Из-за скопления вод арыки вышли из своих берегов, и началось наводнение.

— О, Господи Всемогущий! Только не это! Самоварич, я просил у Вас вызвать дождь, а не ливень! Если сель будет увеличиваться такими темпами, то скоро он смоет всю деревню Яккатут с его хлопковыми полями! А моя жена бедная Сарвигульнаргис с моими тройняшками?! В наших шолипоях погибнет урожай, если рисовые ростки останутся под грязью! Самоварич, сделайте же что-нибудь! Остоновите безумию! Вы вызвали природную катострофу! Слышите?!.. Госпожа Сулайда-ханум, Аррабурун, где вы?! Айда спасаться! Ах, моя возлюбленная Сарвигульнаргис и мои трудновоспитуемые приемные сыновья Маторкардон, Чотиркардон и Буджуркардон! Будьте мною довольны, и простите меня если мне не удастся увидеться с вами снова! Зачем я вообще заказал этому чародею вызвать дождь! Теперь меня человечество никогда не простит! О мои пожелтевшие бесценные рукописи, вы тоже наверно погибли, так и не дойдя до своих читателей и до нового поколения! — кричал он в панике и стараясь забраться на тутовое дерево, чтобы спасти свое жизнь. Крик Поэта Подсудимова потонул в шуме гремящего грома. Стоять на краю обрыва, было слишком опасно для жизни, так как сель мог бы снести его, вместе с оползнем, в глубокую пропасть.

Внизу река тоже бурлила бешенными волнами, смывая рисовые поля. Жена Санатория Самоваровича стала плакать от страха и причитать:

— О Господи, прости и помилуй рабов своих грешных! Зря мы пришли сюда! Нам бы жить да жить в том лифте как в железном сундуке до самой глубокой старости в целостности и сохранности! В лифте жизнь, оказывается, было гораздо безмятежней чем здесь! — кричала она с испугом глядя в мрачное небо, где сверкали молнии словно вспышки сварочного аппарата во мраке. Потом обратилась к своему мужу Санаторию Самоваровичу:

— Ты чего стоишь, окаянный! Останови ливень, дурак! Зачем ты вызвал природную катострофу, шайтан безрогий! — кричала она, дрожа от страха как в лихорадке.

Санаторий Самоварович снова начал вызывать своих помощников без плоти и крови, произнося магические слова, словно поэты шестидесятники двадцатого века, которые читали свои поэмы с особой интонацией перед многотысячной публикой на огромных стадионах:

— О, мои атаханы с лошадиными головами и с огненными гривами! Разгоните черные тучи и остановите сель сейчас же, дабы зря не погиб урожай на хлопковых полях и на огородах нашей независимой страны! Чтобы дехкане — доблестные гвардейцы бескрайных хлопковых полей, могли в конце концов с честью выполнить годовой план по сбору хлопка и сдать урожай до последнего волокна в закрома нашей необъятной родины!.. Но его атаханы с лошадиными головами и с огненными гривами и могучими крыльями не спешили выполнит его просьбу. Наоборот, ливень усилился и самого Санатория Самоваровича снесло оползнем в низ. Он криком дикого человека полетел в глубокий пропасть вместе с бурлящей мутной водой. Поэт Подсудимов бежал наугад, чтобы тоже не следил за Санаторием Самоваровичем. Заним побежал сын Санатория Самоваровича Аррабурун Санаториевич. — О, бедный мой отец! Я сколько раз тебе говорил, что не надо уйти от лифта ни шага, где мы жили счастливо! — плакал Аррабурун и бежал взвалив на плечо своей мамы госпожы Сулайди ханум. Тут сново случилось беда, то есть бедный Аррабурун подскользнулся и упал вместе со своей мамой. — Помогитееее, господин Поэт Подсудимооооов! — кричала бедолага госпожа Сулайда ханум на последок, захлебоваясь мутной водой. Поэт Подсудимов протянул им руку свою, но не смог их удержать. Жена Санатория Самоваровича госпожа Сулайда ханум вместе со своим любимым сыном тоже угодили в пропасть. Поэт Подсудимов двигался крепка ухватившись за стволов деревьем с трудом прибираясь из водного плена и наконец ему удалось выйти из потока. Потом он начал продвигаться с адским трудом вперед в сторону тутового дерева, где осталась его семья.