Холдор Вулкан - Жаворонки поют над полем

Сарвигульнаргис позвала всех на завтрак. Поэт Подсудимов умылся у арыка, вытерся полотенцем и, зайдя в дупло, сел за стол, который сам когда-то смастерил из брёвен. Сарвигульнаргис и дети уже заняли свои места. Буджуркардон протянул руку, желая взять кусок хлеба, но его упрекнул Чотиркардон, который сказал, что перед тем как начинать завтракать, надо помолиться, благадаря Бога Иисуса Христа, за то, что Он не оставил семью голодной.

— Ты, антихрист проклятый, хоть бы спасибо сказал Богу Всевышнему за то, что Он не оставляет даже такого безбожника, как ты, без еды и без питья — сказал Чотиркардон. Маторкардон, произнеся фразу «Бисмила» начал завтракать молча, иногда бросая враждебный взгляд на Буджуркардона и Чотиркардона.

— Эй, волки кровожадные, вы можете сидеть тихо и дружно хотя бы за столом?! Чего вы с утра начинаете грызть горло друг друга, а?! Совсем перестали уважать нас, гады! Как будто в дупле нет родителей. Или вас так учат ваше вероучение?! Если вы еще хоть раз упрекнёте друг друга во время завтрака, то отныне мы будем есть каждый отдельно! Ваши конфликты — вот где у меня! Из-за вас у меня пропало вдохновение. Ангелы творчества покинули меня! Вот уже сколько месяцев не могу писать хокку… Ох, как хочется мне разбить и расплющить ваши головы, ударив этим чайником… — сказал нервно Поэт Подсудимов, краснея до самой шеи, как разгневанный индюк.

Потом, немного успокоившись, сунул дырявое полотенце словно аристократ под воротник своей рубахи, сотканной из бумаги, и начал есть свой скудный завтрак. В этот момент кто-то постучал в тутовое дерево. Поэт Подсудимов отложил дырявое полотенце и вытер им рот. Потом встал и высунул голову из дупла.

— Кто там?! — спросил он.

— Это я, коллега по беде, Санаторий Самоварович из города, который долгие годы жил в лифте. Помните, я писал Вам письмо и рассказывал об этом? — сказал гость.

— А-а, это Вы? Как же, конечно, помню. Но я думал тогда, что кто-то пошутил надо мной, написав мне письмо от Вашего имени. Оказывается, Вы на самом деле существуете. А эти двое кто? — удивился Поэт Подсудимов.

— Ну, это моя жена госпожа Сулайда-ханум. А это мой сын Аррабурун. Мы приехали сюда, чтобы жить в дупле, как нормальные люди нашей страны. А то надоело в лифте жить стоя с утра до вечера как бессменные конвоиры пантеона вождей. Вы, как человек, знающий географии этих мест, помогите нам найти трехкомнатное дупло в этих кварталах. За нами не заржавеет — сказал Санаторий Самоварович, глядя на Поэта Подсудимова с надеждой.

— У нашего народа есть между прочим пословица: сначала экономика, а потом политика. Заходите в дупло, гостем будете. Позавтракаем вместе, чем Бог послал, потом будем искать вам жилье — пригласил гостей на завтрак Поэт Подсудимов.

— Спасибо, господин Подсудимич, как нибудь в другой раз — поблагодарил Санаторий Самоварович.

После этих слов Поэт Подсудимов вышел из дупла. Сарвигульнаргис с тройняшками тоже. Она поздоровалась с гостями. Жена господина Санатория Самоваровича госпожа Сулайда-ханум безмерно обрадовалась, познакомившись с Сарвигульнаргис.

— Пошли тогда — сказал Поэт Подсудимов и повёл за собой Санатория Самоваровича и его семью. Сарвигульнаргис осталась в дупле, пожелав удачи бездомным родственникам по беде.

— Вы не волнуйтесь, коллега, мы найдем жилище для вашей семьи — сказал спокойно Поэт Подсудимов, как бы подбадривая Санатория Самоваровича.

— Спасибо, господин Поэт Подсудимич, век не забуду вашу доброту — снова поблагодарил Поэта Подсудимова Санаторий Самоварович.

Между тем, солнце уже начало печь, и с берега реки, где растут дикие тополя и ивы, стали доносится стоны сизого голубя, который издавал печальные звуки, жалуясь на невыносимую жару.

— Ой, слышите, дадаси, кукушка поет! — восхищённо сказала жена господина Санатория Самоваровича госпожа Сулайда-ханум, прислушиваясь к далекому голосу кукушки, который доносился из-за хлопковых полей.

— Да-а-аа — улыбнулся Санаторий Самоварович, внимая пению далекой кукушки.

— Какая романтика, Господи! Почему мы раньше не приехали сюда. Еще немного, и мы бы сгнили заживо в лифте, так и не увидев широкие просторы полей и не услышав тоскливое пение кукушек! — сказала госпожа Сулайда-ханум, глубоко дыша свежим деревенским воздухом.

— Да, дорогая, ты права — сказал Санаторий Самоварович, и они снова последовали за Поэтом Подсудимовом, который шагал впереди по тропинке, заросшей с двух сторон зеленой травой и полевыми цветами.