Фарида плакала как маленькая девочка, опустив голову. Потом сквозь слёзы посмотрела на мужа, улыбнулась и кивнула головой в знак согласия.
— Умница моя — сказал Гурракалон, крепко обнимая и целуя жену.
А теперь сядь на землю или держись за что-нибудь — сказала Фарида.
— Зачем? — удивился Гурракалон.
— Боюсь, ты упадёшь, если я скажу тебе одну новость — ответила Фарида.
— Да? Какую новость? — ещё больше удивился Гурракалон.
— Я, это самое… беременна — сказала Фарида.
— Что?! — воскликнул Гурракалон, широко открыв глаза. Лицо его засветилось радостной улыбкой. Неужели это правда, любимая?! Я не верю своим ушам.
— Да, милый, это правда! — сказала Фарида.
Гурракалон вскочил с места и стал прыгать и бегать по двору, словно футболист, который забил красивый гол в ворота соперника на глазах у многочисленных зрителей.
— А чач! Яшшавор, Гурракалон! Молодец! — сказал он и с азартом начал танцевать, весело напевая мелодию «Андижанской польки».
Потом крепко обнял Фариду, поднял её и начал кружиться с ней. Фарида смеялась и просила, чтобы он отпустил её, мол, нехорошо, — увидят дети.
— Пусть увидят! Я так рад, дорогая! Не могу не обнять тебя! Это самый большой праздник в моей жизни! Спасибо большое, любимая! — кричал он восторженно.
В глазах у него блестели слезы радости.
73 глава Бедный Гюльахмед
После того, как Гурракалон уехал в Россию, дом Фариды опустел. Она чувствовала себя одинокой, словно находилась на безлюдных просторах Северного Ледовитого океана. Дети стали понурыми неразговорчивыми. Сердце Фариды разъедала тоска. Все её мысли были о Гурракалоне, к которому она так привыкла. Погода постепенно менялась. День за днем становилось всё прохладнее. Утром, когда рассеивался туман, высохшая за лето трава, деревья и опустевшие осенние поля покрывались инеем и серебрились, словно седые волосы и брови дряхлого старика. Ночью Фарида ложилась спать, обнимая подушку, вместо Гурракалона, и прислушиваясь к тишине туманной ночи. В ночной тишине с далёких полей доносился глухой рокот одинокого трактора, который заглушал негромкий лай усталых собак. «Может, это трактор Газинияза тарахтит в осеннем тумане, бороздя поле? — думала Фарида. Может, бедный тракторист поет свою грустную песню о любви и разлуки, вспоминая девушку по имени Шахзода, с которой он когда-то учился в Ташкентском Государственном Университете?»
Фарида представила себе, как Газинияз пашет, ведя свой трактор «Алтай» желтого цвета, сквозь зыбкий туман, пронзаемый острыми лучами мощных фар. Время от времени он вытирает слезы рукавом телогрейки, чтобы они не мешали ему смотреть в пространство, погружённое в туман.
Раньше Фарида не переживала разлуку так остро, как сейчас. И теперь она представляла, как трудно приходится бедному одинокому трактористу Газиниязу, который уже сколько лет страдает от одиночества и разлуки. Не думала Фарида также, что так быстро начнёт тосковать по Гурракалону. Она плакала в подушку, переворачиваясь с боку на бок, стараясь, чтобы кровать не скрипела. Только к утру Фарида сомкнула глаза от усталости.
В один из таких дней почтальон принес ей письмо от Гурракалона. Она так обрадовалась, что даже покраснела от волнения, словно молодая девушка, впервые получившая любовное письмо от своего возлюбленного. Когда почтальон ушел, она поцеловала письмо Гурракалона и, распечатав конверт, начала читать.
«Привет из Горелово — писал Гурракалон — Здравствуй, моя любимая и несравненная утренняя роза в росе! Как поживаешь? Как дети? Все ли живы и здоровы?..»
Тут на глаза Фариды невольно навернулись слезы. Вытерев их краем фартука, она продолжила читать.
«Я соскучился по тебе, Фарида, ох как соскучился!...» «Я тоже» — произнесла Фарида вслух, словно разговаривая с Гурракалоном. Улыбаясь сквозь слёзы радости, она возобновила чтение бесценного для неё письма:
«Дорогая, оказывается, пока здесь нет нормальных условий, чтобы жить с семьей. Но Сашка пообещал мне, что к весне эту проблему он решит. Бог даст — весной вы приедете сюда, и будем мы жить вместе, как прежде. Знаешь, дорогая, те, кто приезжают в эти края, так сильно привыкают к этим местам, что потом, как околдованные, не могу уехать обратно. Здесь действительно прекрасно: вокруг красивые леса, покрытые снегом, щебечут снегири, выклевывая зёрна калины красной, похожие на красную икру. Увидишь вдруг белого зайчика под зеленой елкой, — и сразу улучшается настроение. Вокруг белая тишина. Но она обманчива. Так как на повороте, где ты стоишь в тулупе и в валенках, по колено в снегу, нахлобучив на голову русскую меховую шапку-ушанку, неожиданно вылетает тройка лошадей с развешанными колокольчиками, и — дзинь — дзинь — дзинь! — летит эта тройка, волоча повозку, в которой сидят веселые парни, напевая под гармошку частушки, лихо посвистывая, словно пираты. А красивые девушки весело смеются, танцуют и машут платочками. А какие здесь бывают ночи! Выглянешь ночью в окно — а там под яркой луной дремлет тихий лес, далеко простирается заснеженное русское поле! А какие здесь замечательные люди! Конечно, здесь, так же, как и у нас в Узбекистане, много пьющих людей, всё же русские, как и другие народы, очень добродушные, гостеприимные хлебосольные и добрые люди. Они всегда готовы поделиться с другим человеком последним куском хлеба. Ночью, когда в Петербурге падает снег, я просто не могу спать. Сижу один у окна, специально выключив свет в комнате, и часами гляжу на крутящиеся снежные вихри, словно сквозь тюлевую занавеску, печально светят сонные уличные фонари.
Читать дальше