Холдор Вулкан - Жаворонки поют над полем

— Нет, а кто ты? — снова спросил Гурракалон.

— Я — Худьерди, бандит зоновский! Законный муж Фариды, которую ты насильно увёл от меня, обманув её. Нехорошо, мужик. Если я обращусь в суд с иском на тебя, то тебе — хана. Ты не только заплатишь мне огромные деньги, но и загремишь в тюрягу с паршивой статьей по насильникам. С такой статьей лучше не попадать за решетку. Пришло время расплаты — сказал Худьерди.

Гурракалон усмехнулся и ответил:

— Во-первых, я — не насильник, и это подтвердит в любом месте моя любимая Фарида. Во-вторых, мы поженились по любви, и у нас есть свидетельство о браке. В-третьих, мулла совершил для нас шариатский никах. В-четвертых, ты больше не показывайся мне. Если я увижу тебя еще раз, то добра от меня не жди. Я не из тех людей, которые стараются напугать человека трепля языком, дескать, убью, зарежу, сдеру заживо шкуру. Я разберусь с тобой без всякого шума, и ты узнаешь, как я это сделаю — сказал Гурракалон.

— Ах, так! Ну, тогда «уххув — уххув!» — закашлял Худьерди, давая знак своим сообщникам, пора, мол, действовать.

Тут же выскочили из засады алкаши, вооруженные палками, арматурой и прочими предметами для битья. Увидев это, Гурракалон принял позу боксера и сказал:

— Ну, ежели вам надоело жить, то подходите поближе, шакалы! Смелее!

Алкашы действительно напоминали стаю голодных шакалов, а Гурракалон был похож на одинокого волка. Алкаши во главе Худьерды с криком напали на Гурракалона и завязалась драка. Гурракалон сразу прямым ударом отправил в нокаут Арратопанова Калтакапана. Потом, применив прём самбо, легко поднял Худьерди над собой и бросил его через плечо на землю. Худьерди упал, подняв пыль. Увидев это, остальные алкаши убежали. Гурракалон начал наносить удары алкоголику Худьерди. В это время Арратопанов Калтакапан пришел в себя, поднялся и хотел ударить кухонным ножом в спину Гурракалона. Но не тут то было. Гурраколон успел увернуться о удара и, развернувшись, молниеносно схватил Арратопанова Калтакапана за руку и ударил его ногой в морду. Тот снова упал. Пока Гурракалон пинал Арратопанова Калтакапана, Худьерди бегом покинул поле боя.

В эти осенние дни село Таппикасод совсем опустело. Нет, сельчане не уехали на фронт или на заработки в чужые края, всей семьей, нет. Они все работали на хлопковом поле. Собирали хлопок. Ученики шкаф-школы великого педагога, народного учителя птичьего языка домли Далаказана не были исключением. Далаказан тоже работал не покладая рук, собирая хлопок со своей шкаф-школой на спине, и был похож на живой комбайн с деревянным бункером. Затерявшись среди высоких густых кустов хлопчатника, низкорослый пузатый милиционер с лысой головой с ученической сумкой на плечах проворно бегал от одного ряда к другому, усердно собирая хлопок в свою ученическую сумку. Ученики шкаф-школы, особенно пузатый ученик с лысой головой, после упреков учителя Далаказана Оса ибн Косы забыли о трактористe-призраке Газиниязе и перестали бояться. Далаказан работал вместе со своими учениками, напевая грустные песни на птичьем языке. Фарида, Гурракалон и их дети тоже работали рядом с Далаказаном, прислушиваясь к печальной песне мудрого учителя. Хотя песни пелись на непонятном для них птичьем языке, но само звучание завораживало и захватывало их.

— Какая песня, аж за душу берет, у слушателя невольно слезы на глаза наворачиваются! — с восхищением сказала Фарида.

— Да, милая, ты права — сказал Гурракалон, и помахал рукой Мекоилу и Зулейхе, которые забрались на балкон шкаф-школы Далаказана и весело улыбались.

Гурракалон продолжал:

— Я с детства люблю поле, особенно хлопковое. Поле для меня — это музыка! Шопен! Штраус! Шуберт, Шостакович! Поле — далекое мое детство! Воспоминание! Помню, поздней осенью мы, ребятишки, выходили на вспаханное поле и из больших пластов строили амбразуры. Прикрываясь за этими укрытиями, мы голосами стреляли друг в друга из винтовок и пистолетов, которые мы выстругали из гузапаи — сухих стеблей хлопчатника.

— Та-та-та! Та! Та-та-та! Эй, Абдельвахид, ты умер! — кричал я тогда, стреляя в своего лучшего друга.

— Нет, я не умер! Я просто ранен! — кричал в ответ Абдельвахид!

— Нет, я застрелил тебя, и пуля попала тебе в сердце! Ты погиб! — настаивал я.

Зря я так кричал тогда, Фарида, зря! Потому что, спустя годы, мы выросли и пошли в армию, служить Советскому Союзу. Я в Россию, а мой друг детства Абдельвахид — в Афганистан. Там он и погиб — сказал Гурракалон, скорбно глядя вдаль с коробком хлопка в руке.