Алкаши захохотали. Худьерди тоже. Потом он, вытирая прослезившиеся от смеха глаза единственным рукавом своей клетчатой рубахи, сказал:
— Чуваки! Тихо! Я, как лидер и вождь всемирной партии алкашей, безмерно рад, что численность алкашей на территории нашей необъятной страны неумолимо растет! Считайте, что мы уже провели учредительный съезд нашей партии! Теперь, перед тем, как созвать очередной съезд нашей славной партии, я предлагаю принять в наши ряды господина Жабу и нашего товарища по кличке Поезд! Кто согласен — прошу подтвердить поднятием руки! Алкоголики дружно, как единый организм, подняли руки, одобряя предложение лидера партии алкашей и бомжей. Таким образом, они приняли в партию алкашей двоих новичков. Худьерди, глотнув вина, продолжал свою речь:
— Если подсчитать армию алкашей и бомжей по всему миру, то мы увидим великий шанс, который появился у нас, чтобы придти к власти! Мы скоро покорим не только страну, но и весь мир! Ура, товарищи собутыльники!
— Урааааа! — кричали алкашы.
На сей раз, они просто плакали от счастья.
Тут, откуда ни возьмись, появился участковый Базарбай. Подойдя к алкашам, он сказал:
— Чего вы тут столпились и кричите а, шайтаны?! А ну-ка катитесь отсюда, к едрени матери, сволочи, бездельники! Или соскучали по родному дому — вытрезвителю?! А ты еще не умер да, жидкое коровье дерьмо?! — сказал он и изо всех сил ударил Худьерди ногой по заднице.
Потом схватил его за рубаху и начал колотить его дубинкой по голове и в область шеи. Увидев это, остальные алкаши в страхе разбежались в разные стороны как стая бездомных собак, которых бомжи отгоняют от мусорной свалки.
61 глава Возвращение Далаказана в Таппикасод
Сегодня в Таппикасоде праздник. Нет, не праздник независимости страны. Таппикасодцы празднуют досрочное возвращение Далаказана из психбольницы. Его освободили за хорошее поведение. Он вышел на свободу не с пустыми руками. Ему дали корочку в красном переплете, где крупными буквами было написано, что Далаказан Оса ибн Коса является единственным в мире переводчиком птичьего языка, и величайшим учёным в современной мировой филологии. Таппикасодцы встречали его как национального героя: они подбрасывали его в воздух вместе с его огромным шкафом на спине и кричали хором:
— Ша-а-ай-бу! Шаа-а-ай-бу!
У многих на глазах были слёзы радости. Они плакали от счастья и улыбались сквозь слезы.
Особенно поразила односельчан шкаф-квартира Далаказана с паркетным полом и мягкими коврами ручной работы. Она была обставлена дорогой мебелью с кожаными диванами, стенкой, сервантом, в котором были выставлены хрустальные сервизы и фарфоровые вазы. Внимание односельчан привлёк также евро-камин с двумя креслами перед ним. На полу была постелена шкура молодого бенгальского тигра. А ещё они обратили внимание на новый портрет великого лжедемократора страны, который был вывешен на стене шкаф-квартиры. Хотя все эти вещи были нарисованы, но они всё же сильно впечатляли сельчан. Сам Далаказан тоже вроде бы стал городским человеком, то есть он пришел в Таппикасод в полосатой пижаме без рукавов и с коротким галстуком на шее. На ногах у него были зимние ботинки.
Кричал он тоже с городским акцентом.
Далаказан пообещал открыть на берегу реки Тельба-дайро школу птичьего языка и литературы, где он будет работать директором и преподавать детям односельчан птичий язык. Услышав это, Таппикасодцы еще сильнее обрадовались. Один из Таппикасодчан по имени Исамеддун, который работал независимым птицеловом в округе, принес в клетке, сделанной из черепа-узколоба, свою певчую перепелку и обратился к Далаказану с вопросом:
— Ты, энто, Далаказанбай Оса ибн Коса, поговори с моей перепелкой, узнай какие у неё проблемы, какие планы на будущее. Может, она захочет поблагодарить меня за хорошее питание и за уход за её клеткой.
— Хорошо — сказал Далаказан и, ударяя пальцем в подбородок, начал петь как перепелка. На удивление односельчан перепелка независимого птицелова Исамеддуна запела в такт Далаказану.
Далаказан начал переводить:
— Во-первых Ассаламу алейкум, дорогие двуногие! Я рада, что, наконец-то, вы начали изучать наш птичий язык! Но скажите этому птицелову Исаметдуну, что я столько лет сижу в этой дурацкой клетке, чтобы петь для него. Я пою не от радости, а от тоски по просторам, по клеверному полю, в котором я вылупилась из яйца и выросла. Я тоскую по родному простору, где я свободно летала на рассвете и на закате солнца! Когда арестовали и посадили сына этого птицелова Исаметдуна, он бегал чуть ли не на четвереньках по отделениям милиции и писал жалобы во все инстанции, чтобы освободили его сына, который сидит в тюрьме за распространение листовок, якобы, экстремистского толка. Как он умолял правозащитников, чтобы те заступились за его сына! А обо мне он даже не подумал. Он кормил меня дохлыми тараканами и сверчками, которых убивал, как хлопушкой, своей поношенной тюбетейкой. Он держит меня как узника в тесной клетке, которая в миллионы раз хуже, чем концентрационный лагерь «Жаслык». Когда я ругаю его и проклинаю, этот придурок только радуется. Скажите этому независимому птицелову Исамеддуну, пусть он выпустит меня из клетки. Пока он меня не освободит, его сын будет сидеть и гнить в темнице, и там же откинет свои копыта!..
Читать дальше