Павел Басинский - Полуденный бес

– Прошу к столу! – пригласил Барский. – Извините, кроме виски и лимона, ничего нет.

– Ну, это мы поправим, – возразил попутчик.

Он вышел на перрон и что-то пошептал на ухо проводнику. Через несколько минут после отправления поезда на столе стояла кастрюлька с горячей картошкой в сливочном масле и миска с пупырчатыми малосольными огурцами и аппетитно нарезанными дольками моченого яблока.

– Благодарю, любезный, – церемонно сказал незнакомец, протягивая проводнику деньги. – А самогон, братец, оставь себе. Хотя я вижу, что это первоклассный первач. Но не надо.

– Впрочем, – продолжал он уже для Барского, достав из саквояжа круглую, как колесо, бутылку «Реми Мартен», – я был не прав. Подобная закуска предполагает именно классический самогон.

– Виски тоже самогон, – ёжась от удовольствия, парировал Лев Сергеевич.

– Только шотландский, вы хотите сказать? А теперь вы ошибаетесь! Каждой совершенной форме соответствует одно-единственное содержание. Если форма допускает несколько содержаний, значит, она несовершенна. Виски – это виски, а настоящий русский самогон – это настоящий русский самогон.

– Вы забыли о словах-омонимах, – продолжая улыбаться, говорил Барский. – Вот «ключ», например. Или «лук». У каждого из этих слов несколько значений.

– Но я имел в виду не слова, а формы в их философском смысле. Ведь не всякое слово несет в себе философский смысл. Например, слова «убийца» или «интеллигент» несут в себе философский смысл. А слово «лук» – нет.

– В таком случае в чем разница между луком и самогоном? – снова улыбнулся Барский, предвкушая остроумный ответ. – В конце концов, лук – это то, чем закусывают самогон.

– Да, если относиться к самогону просто как к разновидности алкоголя. Но мы-то с вами понимаем, что самогон – не просто алкоголь, это народная философия, даже религия, если угодно.

– Кто вы? – растрогался Барский.

– Ах да, забыл представиться! Борис Вениаминович Гнеушев, учитель физкультуры.

Барский выпил, с наслаждением похрустел небольшим огурчиком и озорно взглянул на Гнеушева.

– Только не говорите, что были в Малютове по линии Минпроса. Все равно не поверю!

– Напрасно! Вот мое командировочное удостоверение, подписанное директором школы № 1 города Малютова господином Раздобудько.

– Раздобудько? Ха-ха! Сдаюсь! – Лев Сергеевич развел руками. – Видно, я отстал от времени. В мое время учителя физкультуры не ездили в СВ, не пили французский коньяк и не рассуждали о единстве формы и содержания.

– Вы тоже не представились…

– Лев Сергеевич Барский, профессор литературы.

– Вот видите! – назидательно сказал Гнеушев. – Вы тоже не обычный профессор, раз пьете «Джек Дэниэлз». Максимум, чего можно ожидать от типичного профессора, – это бутылка «Посольской» или коньяк «пять звезд», преподнесенный благодарным аспирантом после успешной защиты кандидатской диссертации.

Барский поднял руки вверх:

– Сдаюсь, сдаюсь! Но вернемся в начало нашего разговора. Не кажется ли вам, что человек, который вполне соответствует своей форме, это просто банальная личность?

– Отнюдь, – отламывая вилкой кусочек картофеля и макая его в масло, возразил Гнеушев. – Возможно, такой человек и банален для нас, людей пестрых и раздерганных. Но в границах своей породы он может быть интересен. И лично я ужасно интересуюсь подобными людьми. Вот недавно я как раз имел дело с одним из таких.

– С кем, если не секрет?

– С капитаном милиции в отставке. О – это был исключительно цельный человек!

– Был?

– Его убили этой ночью. Закололи, как свинью, ударом ножа в сердце.

– Ужасно! Я что-то слышал об этом на перроне.

– Бывали в Малютове?

– Очень давно, в шестьдесят седьмом году, кажется. Да, именно в шестьдесят седьмом, я запомнил, потому что это был юбилейный год. Я отдыхал с друзьями в местном санатории.

Гнеушев странно взглянул на Барского:

– В «Ясных зорях»?

– Да-да… Была там одна неприятная история… Вам интересно?

– Еще бы! – сощурив глаза, сказал Гнеушев.

– Мы с одним приятелем встречали там Новый год. Он был тогда секретарем райкома комсомола и делал стремительную карьеру благодаря тестю, генералу КГБ. Потом он спился, опустился и, если б не патологическая любовь к нему жены и непотопляемый крейсер под названием «Генерал Рябов», давно уже Владлен валялся бы в сточной канаве с бомжами. Но тогда он был о-го-го! И была у него одна слабость. Увидит красивую бабу и начинает бешено комплексовать. Не успокоится до тех пор, пока с ней не переспит. Причем не просто так, а с униженьицем, знаете, чтобы не просто с ней переспать, а личность в ней раздавить. Его секретарша, с которой у меня (без его ведома, разумеется!) был недолгий романчик, как-то рыдала на моем плече и говорила мне про своего шефа такое, что даже в мужской компании рассказывать непристойно…