Ивлин Во: Мерзкая плоть

Со временем они ее нашли — лимузин «деймлер», по ступицу увязший в жидкой грязи.

— Залезайте, садитесь, — гостеприимно пригласил генерал. — Я сейчас включу свет.

Адам залез в машину и обнаружил, что там уже кто-то есть. В углу, свернувшись калачиком, под французской шинелью крепко спала какая-то молодая женщина.

— А я и забыл про нее, — сказал генерал. — Эту малютку я подобрал на дороге. Познакомить вас не могу, потому что не знаю ее имени. Проснитесь, mademoiselle!

Женщина тихо вскрикнула и раскрыла испуганные глаза.

— Ничего, ничего, малютка, пугаться некого, тут все свои. Parlez anglais?

— А как же, — сказала она.

— Так, может быть, выпьем? — сказал генерал, сдирая фольгу с горлышка бутылки. — Стаканы в шкафчике.

При виде вина съежившийся в углу безутешный комочек женской плоти, казалось, немного успокоился. Она признала в шампанском символ международной доброй воли.

— А теперь наша прелестная гостья, может быть, скажет, как ее зовут, — предложил генерал.

— Не знаю, — сказала она.

— Полно, полно, малютка, не надо стесняться.

— Я не знаю. Меня как только не звали. Когда-то звали Непорочность. Потом на одном вечере была знатная леди, она отправила меня в Буэнос-Айрес, а когда началась война, привезла обратно, и я была у солдат, которые проходили обучение на Солсберийской равнине. Это было чудесно. Они меня звали Белочка, даже не знаю почему. Потом меня послали сюда, я была у канадцев, те меня называли совсем плохо, а когда стали отступать, бросили меня, и я попала к каким-то иностранцам. Они тоже были славные, хоть и воевали против англичан. Они тоже удрали, а тот грузовик, в котором я ехала, застрял в кювете, и тогда я попала к каким-то другим иностранцам, только эти уж были за англичан и на редкость противные, но я встретила одного американца-врача, совершенно седого, и он называл меня Эмили, говорил, что я очень похожа на его дочку, поэтому он увез меня в Париж, и там было чудесно, но через неделю он нашел себе в ночном клубе другую, и когда вернулся на фронт, бросил меня в Париже, а у меня не было денег, и с паспортом получилось недоразумение, и меня назвали numéro mille soixante dix huit [21] Номер тысяча семьдесят восемь (франц). и послали меня и еще очень много девушек на Восток, к тамошним солдатам. То есть хотели послать, но в пароход попала торпеда, меня спасли, и французы отправили меня сюда поездом с другими девушками, очень невоспитанными. Потом я жила с этими девушками в барачном лагере, а вчера к ним пришли гости, я осталась одна и пошла погулять, а когда вернулась, ни барака нашего не было, ни девушек, и вообще никого не было, пока вы не приехали на машине, и теперь я уж совсем не знаю, где я. Какой ужас эта война, правда?

Генерал откупорил еще бутылку шампанского.

— А теперь все в полном порядке, малютка, — сказал он, — так что не печалься и улыбнись. А дуться не нужно — с такими-то хорошенькими губками. Давай-ка снимем эту тяжеленную шинель, я тебе сейчас укрою ею коленки. Ну что, так лучше?… Вон какие ножки гладкие, крепенькие…

Адам не мешал им. Вино, и мягкие подушки, и усталость, накопившаяся за два дня боев, сделали свое дело. Отрешенный от всех, не ведая о пульсирующих рядом с ним приятных эмоциях, он погрузился в сон.

Окошки застрявшего в грязи автомобиля светились среди опустошенного поля битвы. Потом генерал, задернув шторки, отгородился от этой печальной картины.

— Так уютнее? — сказал он.

И Непорочность стала грациозно перебирать пальчиками его ордена и медали и расспрашивать, за что он их получил.

А издалека, подобно новому витку тайфуна, уже опять накатывался грохот боя.

Речь идет о вопросе и ответе из католического школьного катехизиса: «Каковы суть Четыре Последние Вещи, о коих всегда надлежит помнить? Четыре Последние Вещи, о коих всегда надлежит помнить, суть: смерть, страшный суд, ад и рай». — Здесь и далее примечания переводчиков.

«Чистилище»

Следует, пожалуй, объяснить, что в то время бывали приглашения трех сортов. Во-первых, аккуратно и без затей написанные от руки, на них значилось имя, число, месяц, час и адрес; во-вторых, те, что рассылались из Челси: «Ноэл и Обри в субботу вечером решили повеселиться. Приходите и, если можете, приносите бутылку»; и, наконец, те самые, для которых Джонни Хуп заимствовал текст из журнала «Взрыв» и «Футуристического манифеста» Маринетти. Последние представляли собой два столбца убористой печати. В левом был перечень всего, что Джонни ненавидел, в правом — всего, что он, в общем, одобрял. Для большей части вечеров, которые финансировала мисс Маус, приглашения писал Джонни Хуп — Прим. автора.