Вероника Черных - Икона

– Да хоть и в тюрьму, – отвечала бабушка Фрося. – Хоть под конец жизни пострадать за Господа своего русского, а то всё боюсь, всё боюсь… когда ж закончу бояться? Смерть заберёт – ещё больше бояться буду, если Господу не послужу, не покаюсь.

Революция Леонидовна возвела к потолку очи.

– Что за отсталый религиозный бред! – фыркнула она. – Слушать противно.

– Бред ли, не бред ли, а я одеваюсь, – сообщила бабушка Фрося.

Она медленно, покряхтывая, натянула на себя зимнюю одежду. Революция Леонидовна и Светлана тоже набросили на себя всё тёплое. Уже в дверях бабушка молвила, обращаясь к внучке:

– А иконку-то я тебе покажу. Есть у меня одна. Только не святителя Николая, а складень такой двойной: на одной дощечке Пресвятая Богородица Казанская, а на второй – Господь наш Спаситель Иисус Христос.

Она подумала и вернулась в комнату. Пошебуршилась где-то в уголку, принесла небольшой складень, завёрнутый в чистую тряпицу.

– С собой-ка возьму, – пробормотала она и толкнула дверь.

На улице мело. Женщины протоптали дорожку к воротам, открыли калитку, пошли, подняв воротники, по сугробам. Прохожих мало. Кого видели – Революция Леонидовна с Новым годом поздравляла. Бабушка и внучка молчали.

За два двора до Вериной избушки на Волобуева им встретились Полина Филичкина и Лёша Герсеванов. Лица румяные с мороза. А глаза – будто краски потеряли и стали одинаково бесцветные. Неужто и у Светланы такие же?

– Здрасти вам, – убито произнесла Полина Филичкина. – Мы вот тут… мимо идём… пробираемся.

– А мы к Карандеевой собрались, – прямо ответила Светлана. – Вдруг она нормальная стала?

– Вот посмеёмся, – дрожащим голоском пропищала Полина. – Ведь нам же не померещилось, а, Светочка?

– Всем враз одно и то же не померещится, – заверила Света. – И что вы врёте, что не к Вере шли? Что такого в том, что шли?

– Так ведь страсть какая, – пожаловалась Полина Филичкина. – Я всю ночь уснуть не могла, вспоминала… Что это такое вчера случилось?!

– Да замыкание просто какое-то, – неуверенно предположил Лёша Герсеванов.

– Ага, как же, – хмыкнула Светлана Терпигорева.

– А я на всякий случай «скорую помощь» вызвала, – призналась Полина. – Вдруг они Вере помогут. Врачи ж…

И тут они остановились перед воротами сорок шестого дома. Выла собака во дворе. У ворот стояла, зарывшись колёсами в снег, санитарная машина ЗИМ-12Б. Водитель сидел в салоне и нервно курил дешёвую папиросу. Едкая сигарета так и плясала в его пальцах. Увидев людей, он приоткрыл окошко и рявкнул:

– Куда собрались?!

Революция Леонидовна показала рукой на дом.

– Мы до Карандеевых, проведать, с Новым годом поздравить, – убедительно ответила она.

Светлана робко добавила:

– Нам пластинки забрать… Это нам Люда Яблокова дала на вечеринку, ей вернуть надо… А пластинки там, в доме.

Водитель затянулся глубоко, выпустил дым.

– Невозможное это дело, граждане и гражданки, – сказал он, покосившись на дом.

– Почему это невозможное? – нахмурилась Революция Леонидовна. – Очень даже возможное. Мы их давние знакомые, дружим лет десять. Что такое случилось? Заболел кто?

Водитель втоптал окурок в снег, достал новую сигарету, долго прикуривал от гаснущей спички. Наконец, ответил:

– Обе заболели. Сперва дочь столбняком, а потом мать…

– А мать отчего? – осмелилась спросить Светлана.

– Кто её знает, – пожал плечами водитель. – Как увидела дочку, так и легла на пол. Пролежала сколько-то, а когда в себя пришла, нас вызвала, а мы – милицию.

– А Вера… стоит? – с длинной паузой спросила Светлана.

Водитель смерил её долгим мрачным взглядом.

– Ну… стоит, – нехотя обронил он.

– Вы её видели? – замирая от страха, пискнула Полина Филичкина.

Водитель и её смерил долгим взглядом.

– Ну… видел. Зашёл сперва с врачом – вдруг, думаю, носилки понадобятся. А её уложить никак нельзя. Так что носилки не нужны.

– Почему уложить нельзя? – спросил Лёша Герсеванов.

– А не укладывается, – ответил водитель и содрогнулся; затянулся сильно, прокашлялся. – Толкают её, а она будто памятник – ни в какую! Уж и плотник приходил.

– Зачем?

– А доски вокруг неё рубить. Чтоб с полом вместе выдернуть.

– Срубил?

– Не. Топор затупился, а на дереве ни царапины… Померещилось, что кровью брызнуло. Или не померещилось… Я чуть не спятил. И удрал. Вот сижу теперь, жду, что с ней решат делать.

– А мать-то где?

– А мы уже в больницу её увезли, уколами обкололи. Дышит вроде.