Александр Дьяченко - Плачущий ангел

И стало мне так страшно, что даже коленки затряслись. А потом и другая мысль:

"Это ты человека испугался, а как же ты будешь перед Христом стоять? Его, почему не боишься?"

К счастью батюшка меня не прогнал, и даже не укорил ни в чём. Меня он, правда, не вспомнил, но подарил иконочку Угличских святых. Долго я потом голову ломал, почему именно Углич? Но когда наша дочь привезла к нам с матушкой на смотрины молодого человека из Углича, я сразу понял, что перед нами – будущий зять.

Вообще, я заметил, что люди по-настоящему высокой духовной жизни никого не обличают, и требовательны только к себе, а о других – молятся. Таков закон Любви.

В третий и последний раз я ездил в монастырь вместе с нашей старостой Ниной и её внуком Санькой. Мальчик в 11 лет захворал непонятной болезнью. После того, как ребенка укусил домашний кот, у него стала внезапно и резко подниматься температура – свыше сорока градусов. Жар держался час-другой, а потом также неожиданно спадал. И так повторялось по нескольку раз в день. Врачи уже разложили мальчика на маленькие кусочки, всего просмотрели, изучили, но так, ни к какому выводу и не пришли. Санька проболел с полгода и дела его всё ухудшались. Нину я уже ни о чём не спрашивал. О состоянии внука говорили её печальные, заплаканные глаза.

– Слушай, – говорю, – а давай съездим к отцу Власию, попросим его молитв. На тебя уже смотреть невозможно!

Только не сообразили и поехали 8-го марта. И так к святому человеку не попасть, а нас угораздило собраться в монастырь в выходной день. Что делать? С такой температурой мальчишку здесь на несколько дней не оставишь. Подошёл к охраннику, попросил его помочь. Тот только развёл руками, смотри, мол, народу сколько, и каждый со своей бедой.

– Попроси людей, отче, может и пропустят.

Вышел я перед людьми, рассказал про мальчика и стал просить пропустить, решил, если нужно будет, то и на коленях просить буду. Только не понадобилось. Люди, что дожидались здесь уже по нескольку дней, пропустили. Сказали: раз батюшка просит, значит действительно надо...

В мире, где каждому есть дело только до самого себя, православные не потеряли способность сострадать. И снова во мне эта мысль: любить может только тот, кто в смирении переносит страдания. В благополучии человек способен на подачку, а в страдании вырастает до самопожертвования. Чтобы действительно сочувствовать, – нужно соучаствовать.

В келью Санька зашёл с родителями. Пока подходил к батюшке (Власию), тот посмотрел на него и сказал:

– Всё пройдёт, это возрастное.

Взял кисточку и помазал ребёнку маслом нужные места. На всё про всё – три минуты. Сам я к отцу Власию не пошёл, неудобно было отнимать у него время.

Возвращаемся назад, Нина говорит:

– Раз святой человек сказал, что болезнь пройдёт, значит так и будет. В этот день у мальчика температура не повышалась вообще. На следующий день один раз поднялась до 38°, и то только на полчаса. Через неделю приехали они к нам в храм и соборовались всей семьёй. С этого дня температурные волны полностью прекратились, а Санькины родители пришли в Церковь.

Настоящий подвижник никогда не трубит о себе. Народ сам его находит, а они люди скромные, и везде стараются быть последними и незаметными.

Помню, приехали мы как-то в Дивеево. Люблю приезжать туда в будние дни, когда людей поменьше. Подойдёшь к раке преподобного Серафима Саровского и застынешь возле его мощей. И так на душе хорошо, стоял бы и стоял.

Но, рано или поздно к тебе, как правило, подходит матушка-монашенка и просит помочь в алтаре. Идёшь вынимать просфоры. Монастырь-то женский и священников в нём мало, а просфор много, и даже очень много. Вот и поминаешь живых и усопших, а что делать? Кто-то же должен эту работу исполнять...

В боковом алтаре нас тогда собралось священников – человек шесть. Стоим, вынимаем частички. Имена записываются в большие общие тетради, и таких тетрадей там много. Просфоры подносят мешками, наподобие наволочек.

Ещё перед поездкой в монастырь хотел исповедоваться. Когда священник служит один на приходе, то исповедь для него становится проблемой. Причащаться можно и без исповеди, а душу-то всё равно чистить нужно. До принятия сана я ведь тоже с грехами воевал, если можно, конечно, так сказать. Думал, что многое уже в себе поборол, могу жить спокойно и пожинать заслуженные плоды. Да не тут-то было. Чем дальше в лес, тем больше дров. Став священником увидел, что те страсти, что считались мной окончательно разгромленными, неожиданно стали вырастать из тоненьких росточков в толстенные стволы эвкалиптов. И я понял, что борьба, на самом деле, ещё только начинается. Потому и исповедь нужна священнику, как воздух.