Дуглас Кеннеди: Покидая мир

Там-то Верн наконец свернул с шоссе на еле заметном повороте. Дорога резко сузилась, превратившись в проселочную тропинку. Шумная магистраль осталась позади, и мы поехали по длинному коридору стоящих плечом к плечу дугласовых пихт. Деревья возвышались над нами, закрывая небосвод.

— Теперь уже близко, — проговорил Верн.

Но до полной остановки прошло еще добрых десять минут. Когда машина, постукивая днищем, тяжело запрыгала по немощеной дороге, а над нами сомкнул ветви девственный, первозданный лес, меня охватила настоящая паника: Я не хочу… я не могу туда.

Но мы все ехали… пока неожиданно дорога не кончилась. Именно так. Ехать больше было некуда. Верн заглушил мотор и вышел. Поскольку я продолжала сидеть, не двигаясь с места, он обошел вокруг машины и распахнул дверцу с моей стороны.

— Прошу, — пригласил он.

— Нет, я думаю, что не могу…

— А ты не думай, — перебил он меня, — просто выйди из машины.

Страх. Он всегда с нами, разве я не права? Он изводит нас, лишает сна и держит в заложниках, потому что, подобно каждому, кто когда-либо отбывал срок на этой планете, мы всегда чего-нибудь боимся.

Но поддаться страху — значит…

Сидеть безвылазно в этой машине, наверное.

Давай же смелее, не дрейфь, вперед с песней… какие только банальности не приходят в голову. Все они об одном и том же: пора выбираться из этой чертовой машины!

Словом, я взяла себя в руки и сделала это.

Верн взял меня за руку, и мы сделали несколько шагов вправо. Я шла с опущенной головой, полуприкрыв глаза и пристально глядя под ноги. Утрамбованная площадка, на которой стояла машина, сменилась грязной тропкой в обрамлении высокой травы.

Мы остановились. Я думала: Если сейчас развернуться кругом, у меня получится добраться до машины и ничего не увидеть.

Но Верн, прочитав мои мысли, снова взял меня за руку и сказал:

— Посмотри, Джейн. Посмотри.

Чтобы успокоиться, я сделала глубокий вдох. Почувствовала, что меня начинает бить дрожь. Собралась и подавила ее. Через мгновение я все же подняла взгляд.

И увидела, что передо мной…

Озеро. Абсолютно неподвижное, безмятежное и — представьте! — изумрудное. Озеро простиралось вдаль, переходя на горизонте в огромный луг, который, в свою очередь, упирался в стену гор. Денек выдался несравненный. В высоком синем небе ни облачка. Солнце, хотя и слепило поначалу глаза, заливало все теплым, медовым светом. Из-за его сияния я было опустила голову, но тут же снова ее подняла. Непостижимой игрой природы было это озеро. Оно раскинулось, заняв самую удобную позицию в амфитеатре среди бесстрастных заснеженных вершин. Вид был настолько великолепным, что я моргнула и почувствовала, как на глазах выступили слезы. Я стояла перед озером. Это означало все. И не значило ничего. Но я подняла голову. Я увидела озеро. И вот это что-нибудь да значило, как мне кажется.

— Спасибо, — поблагодарила я Верна шепотом.

В ответ он сделал нечто, чего я не ожидала: взял меня за руку. Мы долго стояли молча. Я перевела взгляд с озера на небо. И где-то в мозгу, в безнадежно запутанной картотеке моей памяти, всплыло воспоминание об одной бессонной ночи несколько месяцев назад. Охваченная тоской, я не могла уснуть и размышляла о том, что мир, в котором я теперь обречена жить, похож на бездну. Бесцельно блуждая в Интернете, пытаясь убить время, пока не забрезжит рассвет, я вдруг решила задать поиск на слово «неопределенность». И что же я нашла? Среди множества других вещей открылось несколько страниц, посвященных немецкому физику-теоретику Вернеру Гейзенбергу и сформулированному им принципу неопределенности, который гласит, что в физике «невозможно одновременно точно измерить импульс и координату частицы…» и что поэтому «предсказать, куда двинется частица, невозможно».

Вот что такое судьба, сказала я себе, когда это прочла. Хаотичное движение частиц, забрасывающее тебя в самые неожиданные места, где ты и не мыслила оказаться. В конечном итоге именно неопределенность управляет каждым мгновением человеческого бытия .

Но, глядя сейчас в это глубокое синее небо и любуясь его отражением в воде, я припомнила другую цитату, появившуюся тогда на гугловской странице. Она принадлежала еще одному физику, заявившему, что пространство — это просто поле для линейных операций. Гейзенберг — неизменный прагматик — категорически с ним не согласился.

Каким же был его знаменитый ответ?

Вдруг я услышала, как громко произношу вслух: