Дуглас Кеннеди - Покидая мир

Первым моим порывом было истерически воскликнуть: Я же просила вас продать проклятую квартиру. Но я поняла, что это прозвучит… ну да, истерично. И еще одна мысль вдруг поразила меня. Много месяцев назад, когда я пребывала в наисумрачнейшем лесу, какой только могла вообразить, потребность избавиться от всего имущества была продиктована, несомненно, тем, что я не мыслила иных решений, кроме того, чтобы покинуть этот мир.

Но сейчас… сейчас… словом, хоть и не совсем удобно в этом сознаться, но известие, что мистер Алкен сохранил за мной квартиру, меня скорее обрадовало.

— Спасибо, что вы принимали за меня обдуманные решения в момент, когда я вообще не могла думать.

— Именно за это мне и платят. Однако что касается страховой выплаты… я действительно передал всю сумму в благотворительную организацию «Самаритяне» для создания фонда имени Эмили…

Я подняла руку, не давая ему договорить:

— Об этом в другой раз, хорошо?

— Конечно. Но есть еще один вопрос, который нам необходимо обсудить. Два месяца назад звонили с кладбища, спрашивали, намерены ли вы заказывать надгробие для могилы Эмили.

Я знала, что это неизбежно, что мистеру Алкену непременно придет «напоминание» от руководства «места упокоения» (как называлось кладбище в потрепанных брошюрах) с вопросом, готова ли я отвалить несколько тысяч долларов за превосходную мраморную плиту.

Все мы что-нибудь продаем в этой жизни…

— Можно мне блокнот и ручку? — попросила я.

Он подтолкнул мне то и другое. Взяв ручку, я написала:

Эмили Говард Морган

24 июля 2003 — 18 января 2007

Любимой доченьке

Закончив, я толкнула блокнот к нему.

— Вы не могли бы и об этом позаботиться? — спросила я.

— Конечно. А если вы хотите поехать, навестить… это место…

— Я просто… не могу пока. Еще слишком рано.

Меня мучило страшное чувство вины из-за того, что я все еще не могла взять себя в руки и съездить на могилу дочери. Но стоило мне начать себя уговаривать решиться и сделать это, внутренний голос произносил только два слова: Не сейчас. Придет время, когда-то в будущем, и я, наверное, смогу встать над тем местом, где она погребена, и не сойти с ума. Но это время пока еще не пришло.

— Ничего, — сказал мистер Алкен, — я всем займусь сам.

После нашей встречи я отправилась в интернет-кафе, заказала транзитный билет на рейс в Портленд, Орегон, с двухдневной остановкой в Калгари. Потом написала и отправила письмо Джеральдине Вудс, в котором благодарила ее за великодушие и доброту. Мне было не по себе из-за того, что я не приду повидаться с ней и другими коллегами, но я чувствовала, что так будет лучше. Я собиралась приехать незамеченной, чтобы доделать все свои дела: оплатить счета, если обнаружатся какие-то задолженности, переслать в Мэн свои книги, переадресовать почту, сообщить риэлтору, что я съезжаю с квартиры, закрыть счет в банке — словом, подчистить за собой все хвосты.

Прибыв в Калгари на другой день, я за пару часов справилась со всеми этими делами. Я даже зашла в «Кафе Беано», выпить на прощание капучино, и спросила у бармена, орудовавшего за стойкой, нельзя ли воспользоваться их телефоном для местного звонка.

Я набрала номер Центральной публичной библиотеки Калгари. На случай, если у коммутатора вдруг окажется Рут Фаулер, я изобразила чудовищный британский акцент и попросила соединить меня с Верноном Берном. Он снял трубку после третьего гудка и назвал свое имя в свойственной ему неуверенной манере человека, не желающего, чтобы его вытаскивали из скорлупы.

— Верн, это я.

Длинная пауза. Я ее нарушила.

— Вы все еще сердиты на меня?

— Я вообще не был на вас сердит, — отозвался он.

— Я на вашем месте рассердилась бы.

— Где вы сейчас?

— В Калгари, но прошу, не говорите об этом никому.

— Я не разглашу вашей тайны. Тем более, вы же знаете, я здесь ни с кем и не разговариваю.

— Может, встретимся вечерком?

— Я слушаю Бетховена в исполнении Андраша Шиффа, и билеты на концерт давно распроданы, иначе я обязательно пригласил бы вас. Но завтра у меня выходной. Вы свободны?

— Совершенно свободна.

Наутро в десять часов Верн ждал у моего подъезда, одетый в свое неизменное полупальто и плоскую вельветовую кепочку (подозреваю, он не снимал ее даже на пляже, если вообще ходил когда-нибудь на пляж). Он приветствовал меня, как обычно, легким кивком.

— У вас есть какие-то планы на сегодня? — поинтересовался Верн, когда я захлопнула за собой дверцу машины.