Дуглас Кеннеди - Покидая мир

— Но почему же? — спросила она елейным голосом.

— Потому что росла и жила в Соединенных Штатах.

— А как же тогда вы получили канадский паспорт?

— Мой отец был канадцем.

— И что же заставило вас так внезапно переехать в Канаду?

— Мотивы переезда важны для того, чтобы выдать мне номер социальной защиты?

— Я обязана выполнить необходимые формальности. Мне следует убедиться, что вы действительно имеете право на получение НСЗ.

— Мой паспорт лежит перед вами. Вы, я уверена, можете связаться с Оттавой и убедиться, что он не поддельный. Что вам еще от меня требуется?

— Я задала вам вопрос. И хочу получить на него ответ. Что заставило вас переехать из Соединенных Штатов в Канаду?

После мгновенного замешательства я выпалила:

— Моя трехлетняя дочь погибла под колесами автомобиля. Теперь вы довольны?

Голос мой прозвучал так злобно и громко, что все разговоры в зале смолкли. Все прочие служащие и ожидающие своей очереди клиенты, казалось, окаменели. В воцарившемся потрясенном молчании я увидела, как глаза служащей наполняются страхом: она словно понимала, что за этим последует, и обреченно ждала.

Я вспомнила, что однажды сказал мне Дэвид, когда в ресторане нам вдруг ни с того ни с сего нахамила официантка:

— Мы же не знаем, что за день был у нее сегодня, что случилось до прихода на работу, поэтому даже не думай, дело вовсе не в тебе.

Позади сидевших за стеклянными перегородками клерков располагался кабинет, дверь его была открыта, за письменным столом работал мужчина в костюме. Видимо, он тоже слышал мои слова, так как вскочил и направился к нам. Моя собеседница нервно покосилась в его сторону. Я догадалась, что она, скорее всего, уже не в первый раз переходит границы своих полномочий… Признаюсь, впрочем, что это наблюдение нисколько не ослабило злости, от которой меня все еще трясло.

— Мистер Рассел, — заговорила служащая, — разрешите, я объясню…

— В этом нет необходимости, вы можете собираться и отправляться домой.

— Но я только пыталась выяснить…

— Я слышал, что вы делали, а ведь вас уже неоднократно предупреждали на этот счет.

— Я просто подумала…

— Отправляйтесь домой, Милдред. Завтра вам позвонят.

Милдред явно не хотелось подчиняться. Но, поняв, что ничего другого ей не остается, она поднялась и торопливо выскочила за дверь, сдерживаясь, чтобы не разразиться слезами.

Мистер Рассел взял со стола мою папку и просмотрел бумаги.

— Наша сотрудница должна была бы попросить у вас прощения, мисс Говард. Но, как ее начальник, я сделаю это за нее и за весь отдел. Приношу вам свои искренние извинения. К сожалению, это в ее стиле, и мы уже неоднократно предупреждали ее о недопустимости такого поведения. Но теперь я твердо намерен добиться для нее дисциплинарного перевода в Медисин-Хат 94 94 Медисин-Хат — небольшой городок на юго-востоке провинции Альберта, Канада. . — Раскрыв мою папку, он продолжал: — Ваш номер социальной защиты будет готов через пять минут.

Так и вышло — совсем скоро мистер Рассел, еще раз извинившись, вынес мой паспорт и новенькую страховую карту.

— Надеюсь, из-за этого эпизода у вас не сложится мнения, что все наши чиновники ведут себя столь же неподобающе, — произнес он, после чего попрощался.

Неподобающе? Манеру с фальшиво дружеским видом говорить гадости я назвала бы истинным канадским стилем, и присуща она была отнюдь не только государственным служащим. Народ здесь был как будто вежлив. Этакий политес, часть социального этикета, — не то, что от вас ожидают. Но вежливость носила оттенок брюзгливости, раздражительности — любезность сквозь плотно стиснутые зубы. Здесь, с Милдред, был как раз тот случай. Она ведь ни разу не повысила голос, настаивая на получении ответа. Но тем не менее давила на меня, как давят порой мерзкие училки, ясно давая понять: Сейчас ты в моей власти и, если хочешь получить то, что только я могу тебе дать, изволь подчиняться. Видимо, до моего, чисто американского взрыва возмущения эта стратегия не давала сбоев.

В результате я даже почувствовала странную благодарность к этой Милдред. Доведя меня до белого каления, она вынудила меня совершить то, что я категорически отказывалась сделать даже во время своих бесед с доктором Айрленд… в сущности, я чуть ли не впервые произнесла вслух эту страшную, но неоспоримую правду: моя дочь умерла.

Я повторила ее через несколько дней, придя на прием к врачу. Моим доктором — ее звали Салли Гудчайлд — оказалась женщина лет сорока с хвостиком, спокойная, искренняя и, как я быстро поняла, отличный диагност. Войдя в кабинет, я почувствовала на себе ее внимательный взгляд.