Другие мнимые или истинные потомки Дракулы выражают отношение к прошлому куда категоричнее. Румынская княгиня Александра Караджа-Крецулеску, например, безапелляционно утверждала, что является наследницей рода Цепешей. В середине девяностых престарелая дворянка скончалась в Париже, так и не уверив сомневающихся в обоснованности своих претензий. Сомневающихся, помимо прочего, и в том, кого именно княгиня имела в виду: безжалостного валашского вельможу, ради удовлетворения патологических прихотей сажавшего на кол друзей и врагов, или утонченного графа в похожем на крылья летучей мыши плаще, полночного аристократа с мертвенно белым лицом, в уголках губ которого поблескивают капельки чужой крови. Без злодеев не кажутся столь симпатичными добряки и благородные рыцари. Психологи утверждают, что соприкосновение с темнотой и страхом необходимо человеку так же, как и соприкосновение с радостью и светом. Одно без другого просто не может существовать.
Как поедешь на ярмарку в северный край,
Где ветра бьют в ставень и стынет кровь,
Мой привет кой-кому передай — пускай
Вспомнит она про мою любовь.
Боб Дилан
Они одевались в лохмотья, жили коммунами, питались чем Бог пошлет. Они верили в дзен, в сказку о магическом союзе анархии и любви, они верили в радугу, которая в ту пору еще не считалась символом гомосексуалистов. Их свободой были нирвана и вечный секс, их кумиром — Иисус Суперзвезда, а Богом их стала марихуана. Они курили пахучие восточные травы, медитировали под голос Леннона, забывались под бренчанье ситаров и аромат палочек из эбенового дерева.
Они и называли себя «детьми цветов». А их называли хиппи.
Их мечта была триединой: куст конопли — лист конопли — табак из конопли. Мечта вдруг сбылась в начале семидесятых, когда уже стало ясно, что этому длинноволосому племени не одолеть армию отутюженных банковских клерков, а Джиму Моррисону и Джанис Джоплин не перекричать симфонические оркестры. Хиппи отвоевали заповедник для своей свободы, хотя им и пришлось удовольствоваться не целым миром, а островком мечты, да не в Индии, не в кампусе Кентского университета, где студенческую демонстрацию в начале семидесятых жестоко разогнала национальная гвардия, а в самой скучной и добропорядочной европейской стране, Дании.
Казармы Бадсмандстрадес для военных моряков на острове Амо построили в первой половине XVII века по приказу датского короля Кристиана IV. С той поры с юго-востока Копенгаген защищен десятком равелинов и бастионов, а бастионы и равелины защищены рвами, каналами, проливами, озерами и земляными насыпями. Когда военная опасность миновала, казармы остались заброшенными, так и стояли, пока над бастионами Левенс и Ульрике их новые обитатели не подняли совсем не датские флаги. Летом 1971 года хиппи из Северной Европы проводили в Копенгагене очередной фестиваль, выставку под игривым названием «Дай и возьми», для продажи нехитрых поделок натурального ремесла. Поскольку ночевать всей этой бродячей публике было негде, то родилась идея использовать ставшие мирными казармы; в одну прекрасную ночь сквоттеры просто проломили забор и заняли пустующие здания. Так и возникла Христиания, получившая имя не в благодарность мученику Христу, а в память о предприимчивом короле Кристиане.
…В белоснежном свитере — мускулистый мулат в шапке из тысячи тонких, туго заплетенных косичек. В драных джинсах — полупрозрачная, как лепесток, северная девчонка, конопатую худобу которой пронзают тысяча нержавеющих колечек, от пупа до мочек ушей. В сливающейся с цветом кожи майке в обтяжку, и не поймешь сразу, где кончается рукав, — здоровенный, хоть и низкорослый, бритый негр, вокруг бычьей шеи — дутая цепь фальшивого золота из тысячи звеньев. В очочках и ярких панамках — пара пугливых туристов со сложными дигитальными камерами, ценой под тысячу долларов каждая. Случайный серьезный велосипедист — со всей тысячей мелочей, которые положено иметь в дальней поездке. В герметичных кожаных штанах — заморенный стилем цветноволосый панк. В персиковом — еще свежая блондинка под охраной плечистого кавалера. Влюбленные немецкие студенты — непонятно, в чем. В шляпе как у ковбоя — постаревший рокер, грубые высокие ботинки, крепкие кулаки. Все мы сидим на одинаковых широких лавках за широкими деревянными столами на площадке у кафе «Немоленд», пьем пиво или кофе, ловим всегда нежаркое датское солнышко. Ветерок доносит из колонок сумрачный балканский джаз и вяло полощет тенты с одинаковыми надписями: «Скажи „Нет!“ тяжелым наркотикам».
Читать дальше