Ханс Хенни Янн - Угрино и Инграбания и другие ранние тексты

( Niederschrift I , S. 598)

Уже то, что Густав пишет письмо матери (пусть и считая ее умершей), в котором пытается, как она настаивала, оправдать свою жизнь, говорит о его примирении с нею.

Удивительна концовка романа. Отрывочные (на последних страницах) «Записки» Густава обрываются за несколько мгновений до его убийства, затем следуют «Письмо Густава Аниаса Хорна к умершей матери» и «Заверенная копия» (протокола обследования места преступления и выяснения так и не проясненных обстоятельств убийства). Этот «перводокумент» - Urschrift ( Niederschrift II , S. 706) - подписан рядом странных фамилий, среди которых мелькают уже знакомые нам слова-маски: L. Maansson (Л. Сыын-Человеческий), Green-Engell (Зеленый-Ангелл), Luukka (Луукка=Лука?). И только потом следует заключительная фраза, что ставит под сомнение подлинность факта смерти протагониста: «КОНЕЦ записанного Густавом Аниасом Хорном после того, как ему исполнилось 49 лет».

***

Упоминавшаяся выше статья «О поводе» начинается с длинной -на несколько страниц - цитаты из «Записок Густава Аниаса Хорна», под которой Янн в данном случае как бы ставит свою подпись. Там, среди прочего, говорится ( Werke und Tagebu cher 7, S. 63): «...поводом для моих работ - и экспансивных, и более глубоких (полагаю, я вправе их так назвать) - всегда служила и служит моя личная жизнь. Мой страх, моя печаль, мое одиночество, состояние моего здоровья, внутренние кризисы и периоды равновесия, особенности моего чувственного восприятия и моей любви, моя одержимость ею - все это формировало, среди прочего, и мои музыкальные мысли и впечатления. Искусство вырастает на почве эроса; единственно по этой причине ему присуща красота». Все это еще не позволяет полагать, что Янн непосредственно отражал в своих произведениях собственную жизнь (например, в «Реке без берегов» - отношения с Хармсом, как думают многие исследователи). Напротив, в другом месте «Записок» ( Niederschrift I , S. 636) сказано:

Я вновь и вновь рассматривал те события [прошлой жизни. -Т.Б.], пока что во мне не стершиеся. <...> Я стоял перед ними как Третий. Этот Третий все еще обитает во мне, как в доме (haust noch in mir): неподдельный человек - тот, кто потом родился как Густав Аниас Хорн, кто стал поводом для роковых эксцессов. Я могу говорить об этом Третьем как о личности (Person), потому что сам я с той поры являюсь бастардом, двойственным существом (ein Doppelwesen). Я хочу записать, как дело дошло до такого. Возможно, в этом и заключался смысл моего бытия: чтобы дело дошло до такого, пусть даже глаза Третьего смотрят на это с возмущением.

Вспомним название работы Янна, отрывок из которой был выбран в качестве эпиграфа к настоящей статье: «Тупиковая ситуация, или Отмеченные, или Дело Х.Х. Янна, писателя, против Х.Х. Янна, специалиста по органостроению, изложенное Хансом Хенни Янном Третьим ». Похоже, что Янн в вышеприведенной цитате из «Реки без берегов» хотел сказать: чтобы написать роман, он, Янн, разделил себя на Густава Аниаса Хорна, писателя , и Альфреда Тутайна, «целостного человека со всеми таящимися в нем ужасами и с его прелестью» ( Niederschrift II, S. 695). Ситуация, напоминающая «Пролог», где беседу ведут некто Ханс и два его персонажа, один из которых мечтает стать гением, мастером. Если считать Тутайна персонажем Хорна, становится понятным, зачем этим двоим понадобилось скреплять свою дружбу посредством переливания крови, ее смешения (а Актеру в «Угрино и Инграбании» - пить кровь мальчика). Это проблема соотношения «реального» и вымышленного миров, волновавшая, скажем, и Пауля Целана:

Все эти снообразы, кристальные,

принимаемые тобою

в теневых прогалинах речи, -

к ним

я подводил свою кровь;

строчки-картины, их добываю,

вскрывая рудные вены

самопознания -

видя, как моя тоска

перетекает по ним к тебе .

А еще раньше, в 1900 году, картину поэтического творчества, чрезвычайно близкую к тому, что мы видим у Янна - и в «Реке без берегов», и в «Угрино и Инграбании», - набросал в своем первом романе «Мчащиеся кони» ученик старшего класса классической гимназии (будущий «двойник» и соперник Янна) Альфред Дёблин ( Jagende Rosse , S. 53-83):

Я спокоен, хочу быть спокойным; я ведь знаю, что вижу сон.

Ты так ужасно терзаешь себя, милый шут. Да-да, я свободен и холоден; еще жива моя душа, и корабль моей жизни, гонимый к матери бурей тоскования - ветряной невестой моей тоски <...> несется, пританцовывая, - куда? К родине, к вечности. <...>