Вспомнилось, что если за Церковью спуститься вниз со склона холма, то натолкнёшься на промышленный водосток, где в одном месте, на крошечном островке — памятник, с надписью о том, что здесь трагически погибло несколько детей… Сгорели заживо… Как могло такое случиться среди воды? Ответ приходил сам по себе… Завод, питающийся продукцией множества мелких фабрик, выпустил из своего чрева ручей горючей жидкости… И дети, балуясь с костром на острове, ничего об этом не зная и желая потушить огонь, вместо воды из ручья подлили в него масло… И несмотря на то, что рядом находилась Церковь, кому-то пришла мысль поставить на острове памятник. Зачем тут, а не на кладбище? Что если души сгоревших детей из-за этого самого памятника мучаются и не могут покинуть это страшное место — промышленный сток среди живописного вида на церковь, с лесом? Так и будет это страшное место пугать всякого, оказавшегося тут, много лет спустя, и даже в XXI — ом веке…
Саша вышел из трамвая у кинотеатра, двинулся в сторону Шаболовской башни, разглядывая на столбах и заборах объявления, не требуется ли где-нибудь сторож или дворник…
Оказавшись неожиданно для себя в больнице и придя в себя после "белой горячки", Николай начал обдумывать план, как выбраться. Первое время он буянил и ругался, так что его привязывали к кровати. Но поняв, что такое поведение ни к чему не ведёт, он решил обхитрить врачей.
Как только его отвязывали, он начинал беситься пуще прежнего опрокидывал тумбочку, разбрасывал постельное бельё, кидался с кулаками на санитаров. Его быстро усмиряли при помощи транквилизаторов, привязывали заново. Однажды, когда его снова отвязали по какой-то надобности, к удивлению санитаров, Николай остался спокойно лежать, лишь только повернулся со спины на правый бок, лицом к стене. Для профилактики ему "всадили" дополнительно успокоительное лекарство и оставили лежать не привязанным. Имитируя глубокую депрессию, дядя Коля не вставал с кровати целых два дня, за исключением естественной нужды. И тогда через две недели его перевели в другую палату для лечения от депрессии и начали колоть другие лекарства.
"Так-так…" — говорил себе Николай. — "Всё — путём… Всё — по плану… Всё — как надоть…"
На новом месте контингент больных оказался более "интеллектуальным", впрочем, в большинстве своём состоявший из алкоголиков. С Кругловым сразу же сошёлся какой-то очкастый молодой человек, по имени Михаил. Он сразу поведал о том, по какой причине попал в больницу…
Как он сказал, лечили его не от чего-нибудь, а от диссидентства. Николай поинтересовался, что это за болезнь. И чтобы его новый товарищ правильно его понял, Михаил заменил незнакомое для дяди Коли иностранное слово русским: "инакомыслие".
— Как-как, ты сказал?! — удивился Николай. Хотя "термин" был русский, Круглов всё-таки опять не понял его значения до конца. — "Икономыслие?" А что энто такое?
— Да, не "иконо", а инако! — пояснил Михаил.
— И как же оно лечится? Небось тоже инако? — спросил Круглов. — Неужто без уколов?
— Уколы бывают поначалу, — пояснил "диссидент". — А потом, если всё хорошо, переходят на одни таблетки.
— И сколько ж ты здеся уже?
— Да уж кажись с пол года…
— И как, помогает лечение-то?
— А кто его знает… Если б кто знал от чего лечат — тогда другое дело…
— Небось зашибал сильно… — догадался Николай. — Я как-то раз такого, как ты, в электричке встретил. Он меня с Брежневым спутал… — Дядя Коля чуть было не засмеялся, но вовремя спохватился, посерьёзнел. — Думал, будто он это — я, а я это — он… Ну, ты понял, кто… Но потом, оказалось, пошутил так, чтобы я, значит, выпил с ним вместе…
— С кем выпил? — не понял Михаил.
— Как с кем? С ним, стало быть, с самим… Он, понимаешь ли был инкогнито… На рыбалку ездил… Тоже ведь человек, как все… Ну, мы с ним и того… — Дядя Коля щёлкнул себя по горлу пальцем. — Заложили, по всей программе… Прям в электричке…
— Да ну?! — удивился Михаил.
— Вот те и "ну" — "баранки гну"!
— А потом что?
— А ничего… Проснулся — Москва, Ярославский вокзал. Вышел на перрон — а его и след простыл… Потому как инкогнито… Понимаешь? Вот какие бывают дела! Со мной часто всякие истории случаются. Я потом тобе расскажу… Про бороду, например… Или про живых роботов… Но главное энто то, что я, скажу тобе по секрету… Знаешь что? — Дядя Коля приблизился поближе к своему собеседнику…
— Что?
— А то, что я в поезде родился! — И дядя Коля посмотрел в глаза Михаилу, ожидая от того удивления или выражения какой-либо иной эмоции.
Читать дальше